Клиника С.....

— Устраиваются же люди… А тут сидишь, не разгибаясь, и не успеваешь плевки с лица утирать. Григорьевне моей сегодня одна зараза такой скандал устроила…

— Да мы слышали.

— Тон, видишь ли, ей не понравился. «Доктор, а почему вы так со мной разговариваете, будто я вам должна?» Ну Григорьевну мою вы знаете, она за словом в карман не полезет. Посмотрела так удивленно и спрашивает: «Может, еще и задницу вашу целовать прикажете?» Та — в ор, а Григорьевна ей тихо, с улыбочкой: «Орите, пожалуйста, на улице, а у меня прием».

— Жаловаться побежала?

— Не знаю. А если даже и пожалуется, что тогда? Григорьевна предупредила, что если ей еще раз попробуют премию срезать, то она тут же заявление на стол положит! Если нагрузку, как полагается, не оплачиваете, то нечего премии срезать. На одну копеечную ставку двойной объем работы делать? Дураков нет!

— Народ сходит с ума все больше и больше. Заходят — и вместо «здравствуйте» начинают оскорблять. Как будто мы весь этот маразм придумали! Я бы тоже не отказалась работать спокойно, без очередей под дверью.

— Надо министра менять.

— Народ надо менять, при чем тут министр? Моя супруга работает гастроэнтерологом в…

— Мы в курсе.

— Так там никаких очередей, оранжереи в коридорах, персонал больным чуть ли не кланяется, и все равно те недовольны. Один урод мою Женьку в глаза тупой сукой обозвал, с ней потом две истерики было — на работе и дома, вечером.

— Вот поэтому я, Петрович, в коммерческую медицину не ухожу. Здесь хоть на такое ответить можно, а что касается денег…

— То сидя у реки от жажды не умрешь.

— Вот именно! Справа на хлебушек заработаем, слева на маслице…

— А на икру, Зин?

— А от икры, Петрович, атеросклероз. Ну ее, эту икру. Только вчера литровую банку красной доели с Сережкой.

— Подарили?

— Уважили. Не все же сволочи, попадаются и нормальные люди. Их сразу видно, по глазам…

— Видно птицу по полету, добра молодца по соплям.

— Эдуардовна молодец — закладывает к себе без разбора, лишь бы платили.

— Она и оперирует без разбора.

— Не надо возводить напраслину — Алла Эдуардовна оперирует с большим разбором. У нее все выписываются посвежевшие, как огурчики.

— Я в том смысле, что две трети ее пациентов могут спокойно обойтись без операции.

— А я в том, что все сложновато-чреватое она отфутболивает.

— Умная женщина.

— Есть такое дело. Умеет распознать человека и влезть к нему в душу. Талант. Вот кто скажет — почему нам не преподавали правильной науки общения с пациентами? Морочили голову этикой и деонтологией, а по жизни приходится до всего доходить своим умом?

— Петрович, ты мне халат чуть не прожег! Размахался!

— Извини, Света, я нечаянно. Возьмем, к примеру, менеджеров по всяким там продажам. Их же специально обучают, как грамотно, по науке, раскручивать клиента на бабло. Тренинги регулярные проводят, семинары, учебники печатают. И никто в этом ничего зазорного не видит. А почему нет такого учебника для врачей? Я не имею в виду все эти душные и никчемные «Психологии работы с больными». Я говорю о полезной практической книге «Как грамотно раскручивать больных»!

— Ну, хватил, Петрович! А что бы самому не написать?

— Заболтался я с вами, меня же очередь сейчас сожрет!

— Никакого понятия у людей. Что мы — семь часов должны сидеть в кабинете, как привязанные?

— Петровичу больше подставляться нельзя — у него два неснятых выговора. Еще одна жалоба и — адью, мон амур!

— По теме жалоб — Роза Осиповна предупредила, что заявления с просьбами о госпитализации родственников теперь на особом контроле. А то очень много родственников у сотрудников развелось.

— Забей, это касается только тех, кто не делится. За родственников в кавычках. Понятно, что если я свекровь госпитализирую, то я никому ничего платить не должна…

— Свекровь хорошо к Чикишанскому пристроить.

— Ага! Чтобы, значит, гарантированно! Какой у него процент летальности?

— Цифр не помню, но, как выразилась Кирилловна, такой же, как у всех остальных вместе взятых.

— И ведь работает, оперирует…

— А что бы ему не работать и не оперировать, если есть желание и папа?

— Яблочко от яблони недалеко должно падать, а это вон куда укатилось.

— Да, папаша его в свое время, когда оперировал, корифеем считался. Золотые руки.

— По тому, сколько к этим рукам прилипло, их бриллиантовыми можно назвать.

— Можно. Я вот одного не пойму — ну зачем Чикишанскому непременно надо оперировать? Занимайся наукой, делай карьеру, а к столу не становись, если не умеешь.

— Мария Антоновна, она же простая, как три копейки, как-то раз задала ему этот вопрос. А он ей ответил, что…

— …у тех, кто берется за самые сложные операции, процент летальности всегда выше, чем у тех, кто вырезает аппендиксы.

— Ну язык у него хорошо подвешен. Руками бы так работал, цены ему не было бы. «Сложные операции»…

— Для районной больницы они, может, и сложные, но не для нашего института.

— Вы здесь что, к полу прилипли, а?! Ну-ка марш работать!

— Ой!

— Извините, Вера Владимировна!

— Уже бежим!