Клиника в океане

– Судя по тому, что вы о нем рассказали, – прервал меня Лицкявичус, – этот парень прекрасно способен о себе позаботиться. Думаю, он почувствовал себя лучше и смылся. Это даже к лучшему: теперь ничто не вынуждает вас вернуться на корабль, и вы можете остаться.

Почему он так упорно на этом настаивает – неужели и вправду переживает из-за меня? С тех пор как бывший начальник исчез из моей жизни, мне стало гораздо спокойнее. Не знаю почему, но Лицкявичус всегда действовал на меня удивительным образом: я немного побаивалась его и страшно хотела доказать ему свою состоятельность – как врач и как сотрудник ОМР. Он восхищал меня, порою раздражал и постоянно заставлял чувствовать себя ничтожной и маленькой. В самом начале нашего знакомства он дал мне понять, что я, как существо женского пола, не слишком достойна того, чтобы воспринимать меня всерьез. Со временем наши отношения изменились, но я до сих пор не знала, удалось ли мне завоевать его уважение или он просто смирился с моим существованием, как с неким неизбежным злом? С некоторых пор я с удивлением осознала, что в присутствии Лицкявичуса у меня потеют ладони. Я старалась не смотреть ему в лицо, потому что мне казалось, что взгляд его прозрачно-голубых глаз пронзает меня насквозь и он видит самую суть моих чувств и скрытых эмоций. Кому понравится, если человек читает тебя, как открытую книгу?

– Не могу, Андрей Эдуардович, – сказала я упрямо, глядя на стенку.

– Из-за Еленина? Да забудьте вы о нем, в самом деле, отдайте как-нибудь ему эту чертову флешку, и дело с концом! Сейчас у вас еще есть возможность избежать опасности, а вернувшись на корабль, вы снова окажетесь во враждебном окружении...

– Ну почему же во враждебном? – перебила я. – Большинство людей на «Панацее» – весьма уважаемые врачи, которые...

– Которые занимаются непонятно чем и, вполне вероятно, нарушают все возможные законы!

– Это пока что еще не доказано! – возразила я.

– Вы не спрашивали себя, почему он сбежал? – словно не слыша меня, продолжал Лицкявичус.

– Я почти ничего ему не рассказала!

– И вы думаете, что вас не заставят рассказать больше? Послушайте, Агния Кирилловна. На правах вашего начальника...

– Бывшего начальника! – вставила я.

– Ну, пусть – бывшего, – согласился он. – На этих самых правах я не отпускаю вас к волку в пасть! Возможно, вы считаете, что дело, порученное вам, чем-то сходно с тем, чем обычно занимался наш ОМР? Так вот, спешу вас разочаровать: это не так! Интерпол – своеобразная организация, они не принимают людей со стороны, но вполне могут позволить себе использовать чужака, если это необходимо. Они ничего никому не объясняют, однако «качают» из вас сведения, которых не получили бы иным путем. В случае чего вас бросят на произвол судьбы и потом ни разу об этом и не вспомнят! Ваш Еленин, как я понимаю, ведет какие-то хитрые политические игры. Вы полагаете, что знаете, что вы делаете, но на самом деле это не так: вы только думаете, что знаете!

– Еленин был против того, чтобы я высаживалась в Шарме! – попыталась я возразить.

– Неужели? Допускаю, но вовсе не потому, что он боялся за вашу безопасность. Просто ему зачем-то позарез необходимо ваше постоянное присутствие на борту. Еленину нужны глаза и уши на «Панацее», но вы даже не представляете, что и кого именно он вынюхивает, верно? Эти разговоры о пропавших – в пользу бедных, просто крючок, на который вас поймали. Еленин что-то ищет, что-то очень важное, но вам он правды не сообщает, и это должно убедить вас в моей правоте. Вы останетесь здесь, со мной, и поможете мне. При первой же возможности я отправлю вас домой. Ясно?

– Ясно, – кивнула я.

– Вот и отлично!

Лицкявичус обрадовался, что так легко заставил меня передумать.

– Сейчас я найду для вас местечко, а жить вы будете в отеле рядом с больницей – все иностранные врачи там останавливаются. Пока что отправляйтесь-ка в ординаторскую и подождите меня там.

Как только Лицкявичус удалился, я кинулась к сестринскому посту. К счастью, толпа, осаждавшая его несколько часов тому назад, немного рассосалась, и я спросила у сотрудницы, говорит ли она по-английски. Она, кивнув, объяснила мне, где можно взять такси – стоянка располагалась в паре сотен метров от больницы. Правда, женщина предупредила меня, что на улицах еще опасно находиться, да и водители предпочитают отсиживаться по домам, опасаясь за свой транспорт, да и, что уж греха таить, за собственные жизни! Митингующие, обнищавшие до такой степени, что решились наконец на свержение опостылевшей им власти, считали таксистов едва ли не буржуями, так как они имели пусть и небольшой, но стабильный доход и жили относительно лучше других.