– Я не сумела с ним поговорить – может быть, он обиделся, узнав, что я так внезапно сорвалась с места и улетела? Но я не хочу аборт, не хочу возвращаться домой, я хочу сама решать свою судьбу, понимаете?! Там, в Швейцарии, все такие... свободные, они строят планы на будущее, а я всегда знала, что мое будущее полностью в руках моей семьи. Они сами решат, что я буду делать после школы, отец уже устроил мою помолвку с сыном своего друга. Он обещал отдать меня ему еще лет десять назад, но я и думать об этом забыла, ведь прошло столько лет... Я хочу жить, как мои соседки по комнате в Швейцарии, – работать в одном из этих огромных офисных зданий, носить короткие юбки и не прятать волосы под покрывалом! Хочу сама водить автомобиль, ходить по магазинам без толпы телохранителей-мужчин и делать маникюр не на дому, а в салоне красоты, вместе с другими женщинами!
Я молчала, потрясенная до глубины души. Конечно, мне и раньше было известно о строгостях ортодоксального мусульманского воспитания, да и общение с Нур тоже многому меня научило, но никогда еще проблема зависимости женщины от мира мужчин не вставала передо мною с такой отчетливостью. Вот – Малика, живой человек, пострадавший от этих правил... и я не знала, как ей помочь. Ей, должно быть, я казалась представительницей счастливой категории женщин, обладающих почти теми же правами, что и мужчины. Малика всей душой стремилась стать такой же, потому что Швейцария словно продемонстрировала ей другой мир, отличный от того, в котором она росла до тринадцати лет. А теперь этот мир разом у нее отняли и вернули обратно, в ту среду, от которой девушка уже успела отвыкнуть до такой степени, что эта среда стала ей совсем чужой! И зачем им потребовалось посылать Малику за границу, если судьбу ее они уже решили задолго до этого?
Вот такой вопрос я и задала заместителю главврача Абу-Саеду Сафари, войдя в его кабинет. Затем очень быстро, боясь, что он может меня прервать в любой момент, я изложила ему суть дела.
– Она против аборта, мистер Сафари! – закончила я. – Бесчеловечно заставлять ее избавляться от ребенка, которого она так мечтает родить! А ее парень...
– Сядьте, пожалуйста, доктор Смольская.
В голосе Сафари прозвучали властные нотки, и я не посмела ослушаться, присев на краешек стула. Я чувствовала, что его вездесущая помощница, Сара Насер, притаившаяся где-то в углу позади меня, словно кобра, готовая к броску, буравит мой затылок неподвижным взглядом своих бездонных черных глаз.
– Хочу, чтобы вы поняли, доктор, – продолжал зам главного спокойным голосом. – Я разговариваю с вами на данную тему только по двум причинам. Во-первых, вы – европейка, поэтому вам простительно не знать или не понимать законов арабского мира. Во-вторых, вы – новенькая на борту и не совсем еще освоились с нашими правилами. Так вот, первое правило «Панацеи»: частная жизнь клиентов остается при них, и мы,
– Я все понимаю, мистер Сафари, но...
– ...речь идет об аборте, – прервал он меня. – Ситуация очень щекотливая, чтобы не сказать – тяжелая. Вы знаете, что в некоторых странах, включая Саудовскую Аравию, неверных жен забивают камнями? Ужасная процедура, но ее еще никто не отменял, прошу заметить!
– Но Малика еще не вышла замуж! – возразила я.
– Она
Я во все глаза смотрела на Сафари. Он произнес слова «подержанный товар» с полнейшей серьезностью, так, словно речь шла об автомобиле, а не о человеке.
– Разумеется, эта семья – весьма уважаемая и чрезвычайно состоятельная, поэтому они все равно нашли бы способ пристроить, всучить девицу кому-нибудь, но им определенно оказался бы человек совершенно не их круга. Малику, таким образом, навсегда вычеркнули бы из списка родственников, едва лишь она переступила бы в последний раз родительский порог. Возможно, вам кажется, что с девушкой поступают несправедливо, но на самом деле то, что они отправили ее к нам, – акт великого милосердия и большой родительской любви. Она вернется домой как новенькая, и любой мужчина почтет за честь составить ее счастье, а ее семья будет гордиться удачным браком.
– Но ведь у Малики есть парень в Швейцарии! – не сдавалась я. – Почему бы не позволить им пожениться, раз уж ее родичи настолько прогрессивны, что отправили ее учиться за границу?
– Парень?
Густая бровь Сафари презрительно изогнулась.