Клиника в роще

Алексей открыл глаза и вздрогнул от неожиданности, так как вдруг понял, что скачет на коне по ночному лесу. Он тряхнул головой, и тут туман перед глазами рассеялся.

Лошадь, на которой сидел Алешка Гржебов, шла галопом. Ночь была лунная, и Гржебов отлично видел всадников, скачущих по полю.

Собачий лай слышался теперь далеко впереди. Псы напали на след зверя и гнали его к болоту. Хорошо! Но что это за охота? И почему он, Алешка Гржебов, не помнит, как она началась?

– Ату! – гаркнул впереди Багор. – Ату!

Его распаленный скачкой конь заржал. Вскоре поле кончилось, и Гржебов вместе с десятком других всадников въехал в черный, промозглый лес. Он стегнул лошадь по крупу и нагнал атамана.

Впереди виднелся широкий ручей. Конь атамана на полном скаку врезался в ледяную воду, подняв тучу белых, ослепительных брызг. Алешка направил своего коня следом. Лицо, шею и руки обожгло ледяными каплями, и Гржебов поежился.

– Она здесь! – заорал Ванька Багор. – Собаки чуют ее!

– Она где-то рядом! – поддакнул Бугаев.

Их нагнал Крот. Его жеребец заплясал на месте, а сам Крот весело прокричал:

– Атаман, а можь, у твоей подружки выросли плавники и она уплыла?

– Заткнись! – рявкнул на него Ванька Багор.

Он прислушался к лаю собак и повернул коня туда, где чернели заросли бузины. Казаки последовали за своим атаманом.

Где-то неподалеку вскрикнула женщина, но ее крик потонул в яростном собачьем лае.

– Взяли! – крикнул Багор, продираясь на коне сквозь заросли.

Вскоре они ее увидели. Девушка сидела на земле, прижавшись спиной к мощному стволу дуба, и пыталась отбиться от собак. Ее белое платье было испачкано кровью. Кровь хлестала из прокушенного бедра. Лицо было бледным, как холстина, глаза расширены от ужаса.

Багор выхватил плеть и принялся охаживать ею собак.

– Пошли прочь! – яростно орал он. – Прочь!

Собаки, хорошо знакомые с необузданным нравом своего хозяина, с визгом и поскуливанием отскочили от девушки.

Багор вперил в нее пылающий взгляд и с издевкой проговорил:

– Сударыня, вы, кажется, заблудились?

Девушка с ужасом смотрела на атамана.

– Простите, что задержался, сударыня, – продолжил атаман с холодной насмешливостью. – Мерзавец Чайши развлекал меня своими выходками. Кстати, он здесь, со мной. Хотите с ним поговорить?

Багор сунул руку в сумку, притороченную к седлу, достал из нее голову зарезанного маньчжурца и швырнул к ногам Вероники. Она закричала и поджала ноги.

Багор продолжал куражиться. Алешка Гржебов слушал его болтовню вполуха и, не отрываясь, смотрел на девушку. Странно, но она и сейчас – грязная, растрепанная, бледная, израненная – была красивее всех Алешкиных зазноб.

На душе Гржебова стало мрачно и тяжело. Он с изумлением понял, что эта девка ему небезразлична.

– Мамочка… – хрипло шептала Вероника, с ужасом глядя на атамана и пытаясь отползти.

Сердце Гржебова сжалось от тоски. В последний «их раз» она сказала, что он ей люб. Алешка тогда почти не обратил внимания на ее слова. Мало ли, кому он люб. Зазноб вокруг море, а он один. Но сейчас те слова отчетливо вспомнились ему.

– Проучи ее, Багор! – крикнул Бугаев.

– Проучи эту шалаву! – поддакнул, яростно сверкая белками глаз, Крот.

А в ушах у Гржебова все звучал и звучал ее голос: «Ты люб мне… Люб мне… Люб…»

Ванька Багор отхлебнул из фляги вина и спрыгнул с коня.

– Проси пощады! – рявкнул он девушке.

Багор заслонил ее спиной, и Гржебов не видел лица Вероники. Да он и не хотел видеть.

– Проси пощады! – снова прорычал Багор и выхватил из-за пояса плеть.

И тогда она заговорила. Тихо, быстро, взволнованно и гордо. Алешка не расслышал ее слов, но от звука голоса девушки ему снова стало тоскливо. Черт знает что такое! Рвать сердце из-за какой-то бабы! Что же ты за казак такой, Гржебов?

В душе Алешки поднялась злость. И тогда он крикнул:

– Атаман, твоя шалава издевается над тобой!

– Барышня-то голубых кровей… – съязвил Крот.

Казаки за спиной Гржебова захохотали.

Багор подошел к Веронике, резко замахнулся и стегнул ее плетью. Девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.

– Проси пощады! – рычал Багор. – Ну!

Вероника вытерла с подбородка кровь и ничего не ответила, только смотрела на атамана расширившимися от ужаса глазами.

Атаман выругался, повернулся к Гржебову и приказал:

– Алешка, веревку!

Гржебов отвязал от седла веревку, которой обычно стреноживают коней, и швырнул атаману.

– Что ты собираешься делать, Багор? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Хочешь подвесить ее за ноги?

– Заткнись! – крикнул атаман и, разматывая веревку, присел возле девушки.

Алешка почувствовал себя так, словно из-под ног у него ушла земля. Он же повесит ее! Как пить дать повесит! Господи, да что же это, а?

Гржебов завертел головой, вглядываясь в лица казаков. Нет, на них положиться нельзя. Они уже почуяли кровь и теперь не остановятся.