От дурных мыслей меня отвлек топот. Кто-то мчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Ответ нашелся сам собой уже через пару мгновений, когда дверь гостиной распахнулась и на пороге возник Иссур прямо в ночном одеянии. Мне и раньше приходилось видеть младшего Ак-Сарина в ярости, но этим утром на его лице бушевал пламенный, животный гнев… нет, я ошиблась… страх. На лице Иссура застыл дикий ужас.
Он ввалился в гостиную и, шаг за шагом, нерешительно прошаркал к дивану, над которым склонилась Игла. И чем ближе Иссур подходил, тем больше робость сковывала его движения.
– Что ты делаешь с ним, мерзавка? Уйди, пока я не придушил тебя голыми руками, – рыкнул он, словно дикий зверь.
Несколько Беркутов во главе с Ансаром дернулись, чтобы защитить Иглу. Даже Реф завис над ее головой и угрожающе ощерился.
– Поосторожней, недовоевода. Игла лечит Дана. Без нее он бы истек кровью и умер прямо на этом диване. Ты все еще желаешь, чтобы она отошла? Неужели вылечишь сам силой своего гнева? – разнесся по гостиной равнодушный голос Эрдэнэ.
Сам он обнаружился в дальнем кресле, у окна, и выглядел так, будто вообще не понимал, как здесь оказался. Я невольно перевела взгляд на его губы, расплывшиеся в снисходительной ухмылке, и поспешно отвернулась. В темноте ночных улиц у меня получалось забыть о стыде, но сейчас, при свете множества ламп, его губы служили живым свидетельством моей глупости и слабости.
Иссур перевел глаза на руки Иглы, которыми та водила над Даном, на Рефа, что в тот же миг расплылся над телом его друга теневым пятном, и тяжело рухнул на колени. Эта сцена оказалась столь неожиданной для каждого, что в гостиной воцарилась пугающая, мертвая тишина. Иссур опустил голову и замолчал. Если бы я не знала, что у младшего Ак-Сарина нет ни сердца, ни совести, то решила бы, что он плачет.
Но вот его рука дернулась к щеке и быстро утерла ее, чтобы никто не заметил, но заметили все. Неужели Иссур и вправду умел плакать?
– Ты спасешь его? Как там тебя? – сдавленно пробормотал он.
– Меня зовут Дания. Спасу, если уберешься отсюда и перестанешь раздражать своим лицом, в которое я так мечтаю плюнуть, – не отвлекаясь, огрызнулась Игла.
И Иссур убрался подальше. Молча. Послушно, будто слуга. Замер поодаль, не обращая внимания ни на кого из нас, словно в гостиной остались лишь он, Дан и Игла. Я пораженно наблюдала за тварью, в которой, как оказалось, сохранились человеческие чувства. Все же в топком болоте его души Дану отводилась добрая половина, если не все ее беспроглядные топи.
– Амаль, принеси из нашей спальни мою сумку с настойками, – распорядилась Игла, не отрывая взгляда от тела Дана. Ее лицо посерело и в свете ламп казалось почти мертвым, но она упрямо держалась, отдавая остатки сил.
Я послушно вскочила с колен и бросилась выполнять просьбу, облаченную в приказ. У лестницы топтался Тир и, судя по всему, пребывал в отвратительном расположении духа. Завидев меня, он дернулся навстречу и поджал губы.
– Ничего не хочешь мне объяснить, Амаль?
Я мотнула головой и упрямо обогнула его, однако Тир властно схватил меня за локоть, не позволив уйти.
– Ты сбежала на всю ночь вместе со своим ручным демоном, зная, что где-то рядом бродит Амир, который непременно снова попытается тебя убить. Оказывается, только я так тебе противен, а Эрдэнэ – отличный кандидат на ночь с великой Амаль Кахир. Ради него ты готова пожертвовать даже собственной безопасностью.
Я дернулась из хватки, но Тир держал крепко.
– Отпусти меня сейчас же. Игла попросила настойки для Дана. Если я их не принесу, смерть навира останется на твоей совести, воевода. Без него мы не попадем к Златояру.
– Плевать мне на Златояра. На кой хрен нам сдалась эта встреча, если ты ведешь себя так, будто стремишься умереть? – На лице Тира появилось знакомое выражение властного правителя. Так он смотрел, прочтя в моих мыслях все, что искал. – Какой смысл мне ввязываться во все это, если ты играешь по своим правилам, ни с кем не считаясь?
– Даже если я умру, цесаревич от тебя не отстанет. Ты запятнал себя союзом со мной, Тир. Не забывай об этом. А теперь отпусти. Мне больно. – Я произнесла последние слова с таким нажимом, что воевода смущенно отшатнулся.
Тир остался позади, а я взбежала по лестнице, шагая через ступеньку, только бы убраться подальше. Мне бы и самой хотелось забыть пережитое в трактире унижение, но теперь и Тир искренне считал, что мы с Эрдэнэ – любовники.
Когда я вернулась с сумкой, в которой позвякивали пузырьки с настойками, любовно приготовленными Иглой, гостиная почти опустела. Остались лишь Иссур, все так же замерший безмолвной тенью, Дания, почти лишившаяся сознания, Реф в форме пятна, Эрдэнэ, спящий Ратнар и Ансар. Правда, прибавился еще и Тир. Он демонстративно восседал в кресле, которое несколькими минутами ранее занимал Эрдэнэ. Похоже, ревнивый воевода попросту согнал его с насиженного места.