Клинки надежды

Банда уже втянулась в приготовленный ей мешок. Следом за цепью пехоты, преследовавшей Орловского, уже без строя двигалась толпа бандитов, ехали двуколки с пулеметами, тянулись две трехдюймовые пушки. Бандиты шли, позабыв про охранение, не подозревая ни об отряде Аргамакова, ни о залегших с другого фланга юнкерах.

Какие засады? Бой свелся к тому, что передовая цепь теснила небольшой отряд Орловского. Люди подполковника огрызались, заставляли врагов поминутно ложиться на землю в поисках укрытия от пуль, а потом медленно отходили в сторону города.

Здесь же, на железнодорожных путях, продолжался поединок между «еловым» бронепоездом и «Хунхузом». То один, то другой из них выдвигался вперед, давал несколько выстрелов по своему противнику или пехоте, а затем отходил назад, сбивая вражеские прицелы.

Вдоль железнодорожного полотна, догоняя наступавших, торопливо неслись три брички и с дюжину всадников. В головной повозке виднелась фигурка в черном бушлате. Аргамакову страстно хотелось верить, что это тот самый матрос и нынче наступит конец его кровавым подвигам…

Либченко наблюдал за бандой с противоположной стороны. Он не забывал ни одной из данных ему задач. Ни об официальной, ни о той, что дал ему соратник и повелитель. Первая казалась ему пустяковой, вторая требовала тщательного осмысления. Тут надо было сделать так, чтобы никто не усомнился в направлении атаки, да и само направление подобрать безупречно. Прямиком на пулеметы.

– Имшенецкий! Готовьте ракеты!

Отдавая приказ, Аргамаков обернулся и увидел несущегося стремглав всадника.

Последний явно был местным. Уж очень умело выбирал себе путь, так, что никто из банды не мог заметить его появления.

– Так.

В душе родилось нехорошее предчувствие. Судьба никогда не приносит хорошую весть перед боем. Теперь приходилось дожидаться появления неведомого гонца, ибо после первого же выстрела что-либо менять будет уже поздно.

Вблизи всадник оказался молоденьким парнишкой, одетым в военную форму явно с чужого плеча. Очень уж мешковато сидела на нем гимнастерка. Да и по возрасту парнишка никак не подходил для службы. Разве что в кадетском корпусе.

Аргамаков спустился вниз и чуть приподнял руку. Всадник понял значение жеста, остановил усталого коня рядом с полковником, соскочил и торопливо, то и дело сбиваясь на ненужные мелочи, принялся рассказывать.

Бойцы продолжали лежать в цепи, и только гусары старались подойти поближе, понять суть новой беды.

В том, что опять пришла беда, не сомневался никто.

Полковник задал несколько уточняющих вопросов и задумался.

Услышанное в корне меняло ситуацию, требовало произвести перегруппировку сил и делать это в самый неподходящий момент. С другой стороны, никакого выбора просто не оставалось.

Или все-таки был?

Рука сама извлекла папиросу, и полковник закурил, нервно, не сознавая этого.

Драгоценные мгновения уходили, как вода в сухой песок.

– Так. – Аргамаков резко отбросил папиросу прочь. Тянуть или что-либо менять было уже поздно. – Радена ко мне! Имшенецкий! Приготовиться!

– Подождите, Александр Григорьевич! Что все-таки стряслось? – Канцевич не спускал глаз с командира.

Барон уже был тут как тут, поэтому Аргамаков сказал сразу обоим:

– В Смоленске бой. Подробности неясны. Похоже, часть запасных опять вздумала свести счеты. За неимением в городе юнкеров – с нами. Ваша задача, барон, пробиться с эскадроном к казармам и держаться до тех пор, пока мы не закончим операцию. Больше выделить никого не могу. До города доберетесь эшелоном. Зря не рискуйте. Только держитесь. А мы тем временем здесь… Имшенецкий, заснул?

Ракета, дымя, пошла в голубое небо, и, салютуя ее полету, дружно громыхнули пушки…

Глава девятнадцатая

В ту ночь Селивачев спал плохо. Как, впрочем, и в предыдущие, с того самого дня, когда пришло официальное известие об отречении. Но если тогда еще жила надежда, что страна оправится от нанесенной ей раны, то спустя пару недель появилось твердое понимание: рана оказалась смертельной. Государственный организм не вынес, да и не мог вынести насилия над своей природой. Насилия тем более пагубного, что оно произошло в годы страшной и беспощадной войны.

Какие-то люди ради своей выгоды решили принести в жертву целую страну. Уж очень им хотелось покрасоваться на переднем плане, почувствовать собственную значимость, продемонстрировать всему миру, что отныне и навсегда Россия пойдет по пути тех государств, которые всегда желали ей зла, а ныне по капризу судьбы стали ее союзниками.

Значимость оказалась дутой, выгода – сиюминутной, путь после первого поворота привел к пропасти.

Солдатские комитеты из наиболее говорливых и бестолковых солдат, а то и вообще полууголовного сброда, свели на нет приказы и распоряжения, ликвидировали дисциплину, и место могучей, крепкой духом армии заняла неуправляемая толпа…

Какое-то время Селивачев еще пытался подстроиться к власти, не мог забыть, что война продолжается, но все его потуги оказались тщетными.