Клинки сверкают ярко

Я прыгнул за карликом и все-таки схватил его. Глаза Большака стали размером с блюдца, он повалился спиной назад. Я упал на него, раздался громкий треск, и несколько досок проломились. Большак тут же исчез из виду, а я успел ухватиться за край пролома и провисел несколько секунд, пока пальцы не соскользнули.

Эта пауза, наверное, и спасла Большака. Я от природы довольно габаритный, хотя и не могу похвастаться особо развитой мускулатурой, но вес у меня — будь здоров, да и кости широкие. Покойная маман, разглядывая меня, когда я вступил в период возмужания, иногда почти с обидой говорила: «Ты был таким нежным ангелочком в детстве, ну в кого ты такой вымахал?» А отец, отличавшийся тонкими, аристократичными чертами, изящной худобой и гордым профилем, тоже иногда поглядывал на сына — но с сомнением. После чего у них с матерью случались тихие скандалы, заканчивавшиеся быстро, в спальне.

Если бы я упал на Большака, то, скорее всего, раздавил бы в лепешку. А так он успел откатиться в угол и к тому моменту, когда я рухнул на земляной пол, уже стоял, прижавшись спиной к стене. Кажется, при падении он прокусил губу, по его подбородку бежала кровь.

Я тут же вскочил, выхватывая саблю, сграбастал воротник халата и занес, оружие над его головой.

— Джа! — заорал он, плюясь кровью мне в лицо. — Джа, погоди, не надо!

— Назови хоть одну причину?! — прорычал я, и лезвие двинулось в сторону его шеи.

Он упал на колени, одной рукой вцепившись в мое запястье, а второй распахивая халат, открывая дряблую безволосую грудь. Она была исчерчена частой сетью тонких розовых шрамов, следами игольчатой рубахи.

— Я не хотел сдавать тебя, Джа! — выкрикнул он, зажмуриваясь. — Они пытали меня, смотри!

В последний момент моя рука чуть изменила направление, и лезвие ударило в деревянную стену, лишь самым кончиком зацепив кожу на шее Большака.

— Пытали, — повторил он и всхлипнул. — А потом, когда я все рассказал, сбросили с Большого Дома в реку. Я выжил потому, что меня подобрал рыбак.

— Все-таки ты меня сдал, — произнес я, сознательно пытаясь вновь разжечь костер ненависти к тому, кого считал третьим после Неклона и Протектора виновником своего изгнания.

— Я не выдержал боли, — прошептал он, отпуская мое запястье и ладонью размазывая кровь по подбородку. — Джа, иногда мне все еще снятся подвалы Большого Дома.

Моя рука с оружием опустилась. Большак сел на пол, шмыгнул носом и принялся застегивать халат. Я стоял, глядя на него сверху вниз, по своему обыкновению покачиваясь с пяток на носки и обратно, ощущая пустоту в сердце и растерянность. Его голова вдруг дернулась, он посмотрел куда-то мимо меня. Глаза блеснули, и Большак приложил палец к губам.

Я медленно оглянулся, одновременно приседая. Пальцы крепко сжали рукоять сабли.

Склад был просторным, но завален рухлядью, рваными мешками, обломками мебели, обугленными черенками лопат, дырявыми ведрами и тюками, из которых торчала солома. Сквозь образовавшийся в потолке пролом столб солнечных лучей падал наискось, в нем клубились пылинки, а вокруг сгущался сумрак заброшенного помещения.

Запустение и грязь давно не используемого склада казались чересчур зримыми, словно бы показными. Будто кто-то намеренно разбросал тут весь этот мусор…

Раздалось приглушенное шуршание, и я понял, кто именно устроил эту показуху.

Сквозь столб света прошел лепрекон.

За ним второй и третий. Сгорбившись, они волокли что-то, кажется, чью-то тушу, переговариваясь приглушенными голосами.

— Бесы Патины! — прошептал Дитен Графопыл. — Братья Грецки. Но они ж сгорели третьего дня!

2

Один из лепреконов остановился, словно что-то почувствовал или услышал. Нарядом ему служили плотно облегающая голову шерстяная шапочка, жакетка и короткие широкие штаны пестрой расцветки. На ногах ботинки непомерного размера. Точно разглядеть я не мог, но, зная вывернутую природу лепреконов, был уверен, что все это надето изнанкой наружу. Больших извращенцев, чем лепреконы, на континенте не сыскать. Из его зубов чашечкой вниз торчала трубка. Табак почему-то не высыпался, а тонкая струйка дыма вилась — тоже вниз — и расплывалась сизым облачком.

— Жив-живехонек, — прошептал Большак. — Это же Агати, младшенький…

Я знал их. Мы провернули одну операцию как раз перед тем, как я скрылся из города. Трое братьев-лепреконов, Агати, Яни и Арка, были речными контрабандистами, но при случае могли выполнить и какую-нибудь грязную работенку на суше. Рост у них даже меньше, чем у Графопыла, и при желании я мог бы задавить любого из них мизинцем, но у лепреконов особая, врожденная магия, и с ее помощью гаденыши могли делать всякие неприятные, даже убийственные пакости.

Поэтому я решил пока что не рыпаться и замер, присев на корточках, надеясь, что тюки с соломой и царящий на старом складе полумрак помешают им заметить меня.

Агати, младший Грецки, не спеша взял трубку, перевернул ее и постучал по ладони.

— Копаться можно сколько, Яни? — поинтересовался он на лепрсконском наречии.

— Помог бы лучше, — ответили ему из сумрака.