Клинок Богини, гость и раб

Где-то на другом конце земли в ответ на зов Первая среди жриц открыла призрачные глаза, «выкатилась» из собственного тела и поспешила к дочери. Тело Ринны, оскверненное дикарями, еще дергалось в предсмертной конвульсии. Из вспоротого живота вытекала кровь. И что-то еще, похожее на золотисто-черный дымок…

…Лагерь дымит пожаром. Трупы двенадцати мужчин лежат вокруг пепелища. В объятом пламенем шатре распростерта на земле женщина с застывшими глазами… Над ней дух рыдающей матери. Кровной.

…Слышится гвалт ликования варваров – саддаров, опустошивших лагерь…

Нелла поднимает полупрозрачное лицо и смотрит на такой же, как сама, морок Шиады.

– Шиада, – позвала храмовница, и юная жрица так и не поняла, позвала она в ней Сирин или через племянницу обратилась к самой Матери Сумерек и Кровавой Богине Воздаяния.

– Я привезу тебе часть ее, – мысленно обещает девушка, и Нелла слышит этот обет.

– Попроси о дожде, о мать, – просит Шиада. – Попробуй…

…Не колеблясь, молодая жрица запустила руку в огонь и сорвала с шеи убитой лунный камень в форме полумесяца. Пламя пожгло кисть, призрачную, но Шиада тут же поняла, что и реальное запястье ее тела сохранит след ожога.

Резкая боль от укуса пламени неуклонно возвращала Шиаду в трапезную залу замка Стансоров. Из последних жреческих сил девушка держалась там, в догорающем шатре, с лунным камнем в руке…

…Картина сменилась. Повсюду расползались, как черви, красные сети крови иландарцев и саддар… Они выступили первыми, они уже в стране. Повсюду, и даже здесь, под знаменем грифона. Это не будущее, это настоящее – варвары уже жгут и режут. И будто из небытия недалекого прошлого эхом проносится над равниной голос уходящей из этого мира Ринны:

«Ты была права, Шиада. Вторая среди жриц обязана жить».

Дух вернулся в тело. Жрица прерывисто вздохнула и зашептала часть древнего причета:

О, Единая, дочери веры пой Свой причет.

Молодая Иллана родит, а Шиада взыщет.

Светлоликой Тинар принесет на алтарь первость –

Память, Долг и Любовь, Смерть и Верность.

Ринна, из седого рода мудрейших в мире,

Не однажды восставшая из ветви священной Сирин

Ты – и мать, и дочь, судия, и в ночи – палач, –

Принимай, возносясь, твоих родичей скорбный плач.

Праматерь, позаботься о ней[2].

Горло девушки стеснило от слез. Рука сжимала камень. Да, что говорить, воздержание и молитвы не прошли бесследно – сила и впрямь возросла, раз ей удалось из видения взять с собой вещь.

Открыла глаза, увидела, что рукав платья ее дымится, обнажая обожженную кожу запястья.

– Итель?! – Голос Ронелиха разорвал тишину.

– Что с твоей рукой, сестра?! – вставил Растаг.

– Ничего, – услышала Шиада собственный голос будто издалека.

Поднялась из-за стола, взяла себя в руки. Понизив голос, властно, как истинная дочь Священного острова, велела:

– Мама, Элайна, уведите дам.

Десятки пар бровей поползли вверх.

– Сделай это. И пусть твои дружинники тоже уйдут, отец. Я буду говорить с теми, кто управляет землями.

Шиада говорила так, будто не Нелла Сирин, а она сама была храмовницей Ангората и владычицей. И смотрела жрица на отца так же, как за день до того – на епископа. Рейслоу просьбу дочери выполнил.

Мэррит, Элайна, дамы, дружинники удалились. Следом встали старший и младший герцоги Лигары.

– Если знамя грифонов ваше, останьтесь, милорд, – проговорила девушка, без конца пожимая в руке шнурок, на котором крепилась подвеска сестры. Второй рукой Шиада вцепилась в высокую резную спинку тяжелого дубового стула, на котором прежде сидела.

– Да, грифон – это знак дома Лигар. А о чем речь? – Кэй нашелся первым, Берад молчал. Шиада набрала воздуха в грудь:

– Вторжение саддар началось.

Тишина повисла ненадолго.

– Что это ты такое говоришь, сестра? – настороженно выговорил Растаг.

– Саддары в стране. Одной Матери известно как, но весь юг Иландара и центральные земли кишат ими. – Девушка, поняв, что ясность мысли вернулась к ней почти полностью, вновь села, равная среди мужчин. Говорила твердо, словно была Богиня и диктовала волю смертным мужам. – Растянулись по стране мелкими отрядами. Они не нападают, не грабят, но ждут. И когда настанет срок, они выступят в один день. – Шиада несколько раз сморгнула непрошеные картины. – Не стягивайте войско у Гудановской крепости. Там биться бессмысленно.

Жрица прочла вопрос «Почему?» в мыслях Кэя раньше, чем он его произнес.

– Удар соберут в центре, – ответила честно. – Они прокладывают дорогу к Кольдерту. День середины декабря решит все. – Да уж, сила ее не просто возросла, она стала под стать самой храмовнице, как бы смело это ни звучало. Если уж многое из увиденного она осознает после того, как произносит.

– Не отсылай мать к жене Гая Гудана, если не жаждешь овдоветь.