Клинок эмира

Но нет, не только из простой благодарности полюбился Халилову этот низкорослый, смуглый малоразговорчивый человек с теплыми карими, в паутинке морщинок глазами. Саттар по-сыновьему любил его и за то, что Архипыч был прост, любил слушать людей, всегда твердо держал слово, и за меткий быстрый ум, и за душевность, нисколько не ослабляющую твердость характера.

Шубников встретил своего приятеля у входа в здание городского отдела.

- Говоришь, позарез? - напомнил он с добродушной улыбкой и, взяв гостя под руку, повел мимо вахтера в кабинет.

- Да, Леонид Архипович, вот так... - и Халилов провел ребром ладони по горлу. - Я звонил позавчера, вчера, сегодня...

На письменном столе были разложены толстые, аккуратно переплетенные папки с закладками между страницами. На допотопном, внушительном несгораемом шкафу стоял синий кувшин с водой, обернутый мокрым полотенцем. Дюжина жестких стульев чинно выстроилась вдоль двух стен. Над столом висел портрет Дзержинского, а под ним - карта области.

Шубников усадил гостя за шаткий столик, приткнувшийся к большому письменному, как лодочка к пароходу, и уселся напротив.

Халилов развернул носовой платок, вытер влажное лицо.

- Жарко...

- Тебе-то стыдно роптать, - пожурил его подполковник. - Пора привыкнуть. На что я, уралец, и то терплю.

Халилов усмехнулся.

- Во-первых, ты почти такой же уралец, как и я, а во-вторых, тебе известно, у человека уж такой характер: холодно - недоволен, жарко - тоже недоволен.

- Это верно, - согласился Шубников, закурил и протянул папиросы гостю. - А зачем я тебе так срочно понадобился?

Халилов жадно затянулся, заерзал на стуле и сказал:

- Ты помнишь тот проклятый эмирский клинок?..

- Из-за которого погиб твой тесть Максумов? - перебил его Шубников.

- Вот, вот... Он самый... Ведь он попал ко мне.

Брови Шубникова приподнялись. Он привалился грудью на столик и удивленно спросил, глядя в глаза приятеля:

- К тебе? Первый раз слышу!

- Как-то не пришлось рассказать...

- Погоди, погоди... Если мне не изменяет память, этим клинком завладел Наруз Ахмед и увез его на ту сторону.

- Точно. А три года назад клинок пожаловал из Ирана в Узбекистан и попал в мой дом. Тесен мир!

Шубников, покрутив седеющей головой и помолчав немного, потребовал:

- А ну, выкладывай все, да поподробнее!

Халилов охотно рассказал. Клинок подарил ему его дружок, офицер запаса Садыков. И подарил, вернее, не ему, а сыну после успешных вступительных экзаменов в университет. Клинок этот Садыков притащил из Ирана, где ему довелось быть в качестве переводчика. Он выменял его на клыч, тоже неплохой, у иностранца, представителя большого телеграфного агентства.

- Как только сын явился с клинком домой, я сразу узнал его, - закончил Халилов. - Такую штуку трудно забыть.

- Погоди... Этого мало. Мне помнится, что ты видел этот клинок до того, как он попал к старику Максумову и к Нарузу Ахмеду. Ты, кажется, говорил мне что-то...

- Точно, говорил. У тебя хорошая память, Леонид Архипович.

Шубников усмехнулся:

- Была бы хорошая, так не расспрашивал бы. Напомни-ка, дружище, всю эту историю. Ты видел клинок раньше?

- Видел и не раз. Тут любопытная история. Как ты знаешь, я рано осиротел. К десяти годам остался один на белом свете: отец кузнечил на бухарском базаре, повредил себе руку и, как я теперь понимаю, умер от заражения крови. Через год погибла мать с сестренкой при какой-то эпидемии. Знал я, что есть у меня дядя по матери, но где он живет - не мог вспомнить. И вот десяти лет я пошел батрачить. Хлебнул... Года через два я попал в дом Ахмедбека. Не скажу, что жилось мне у него хуже, чем у других. Это было бы неправдой. Жилось даже получше. Но это не по причине ангельской доброты Ахмедбека. В его бухарском доме всем хозяйством заправлял некий Бахрам. Проворный человек. Он ухитрялся совмещать обязанности и управляющего, и казначея, и телохранителя бека. Со мной был строг, но, как говорится в книгах, справедлив.

- Тот Бахрам, которому ты в суматохе отхватил одно ухо? - прервал рассказчика Шубников.