Клинок Гармонии (СИ)

Слушать его совсем не хотелось — будет лишь затирать мне что-то неадекватное, но ради того, чтобы узнать его мотивы, я готов выслушать.

— Говори, Хандзо.

— Хех, спасибо, что почтил меня своим вниманием, Ашидо, — огрызнулся он.

— Не выделывайся, я слушаю.

— Что ж, тогда начну с самого начала — с далекого и безнадежного детства. Как ты думаешь, Ашидо, где я родился?

— Откуда мне знать? — возмутился я.

— И правда, — ответил он, явно вложив в свои слова едва видную насмешку. — Такому как тебе не понять, каково это — жить в грязи, проживая каждый день, как последний. Я читал о тебе в документах, ты родился на границе Дрянного района, даже твоей жизни можно позавидовать, если сравнить с тем, через что прошел я.

— Давай без соплей, я не собираюсь тебе сочувствовать, — прервал я.

— Мне не нужна твоя жалость, я хочу, чтобы ты знал, что мне пришлось пережить, чтобы в один день встретить тебя.

— Продолжай.

— Видишь ли, Ашидо, пускай твоя жизнь и не была такой гладкой, как у остальных людей, набивающих до отвала свое пузо где-то в ресторанчике на Торговой площади, тем не менее у тебя была семья. Мама и папа воспитывали тебя с самого рождения, даже будучи на пороге бедности. У тебя были друзья, пусть их было немного, но они всю душу в тебя вкладывали. У тебя был дом, в котором ты мог беззаботно спать в своей кровати по ночам, есть то, что тебе приготовит мать, читать книжки, греться около печи в холодные зимние будние. Ты всего этого не ценил, думая, что прожигаешь свою жизнь впустую, слоняясь без дела, пока я из последних сил старался выжить. Я был подкидным ребенком, которого оставили в дверях какого-то пьющего, не просыхая, старика. Не знаю, где именно я родился, но мои родители решили выбросить своего сына в Трущобах, тем самым обрекая на смерть. Старик то ли дело избивал меня, запирал в сарае на ночь, топил в бочке с холодной водой, лишь бы хоть как-то скрыть от окружающих синяки по всему телу. Мне приходилось спать на земле, есть объедки с пола, терпеть побои от старика. Я выходил из дома только чтобы сделать за него всю работу, ковыряясь в свинарнике или таская тяжести, неподъемные для четырехлетнего ребенка. В один день после очередной пьянки его дом загорелся, я был счастлив, наблюдая за тем, как горит это отродье. Он бы выбежал из пылающей избы в тот день, если бы я не воткнул нож в его дряхлую и гнойную ногу. Можно сказать, что я убил своего первого человека, едва мне стукнуло пять, после чего оказался на улице, где изо дня в день бродил по закоулкам в поисках какой-нибудь спящей живности, чтобы было, что поесть, подбирал с земли крошки хлеба, пил из лужи, и все этого только ради того, чтобы не умереть с голоду. Местные не находили ко мне сочувствия, ведь я погубил доброго старика, который только и делал, что ухаживал за мной и выглаживал каждую волосинку на голове. Еще тогда я понял, что все в этом мире решает лишь сила. Ни деньги, ни власть, ни связи, ни удача не вытащат тебя из могилы, только лишь ты сам в ответе за свою жизнь. Годами я проживал свои дни и ночи на улице, все чаще и чаще видя странные сны, в которых был лишь я один посреди бесконечной беспросветной пустоты, без единого звука, способного развеять эту тишину, но однажды в ней послышался шепот. Он был едва разборчивым, больше похожим на шум квадратного телевизора с катушкой внутри, но иногда в этом потоке бесполезной информации читались различимые ухом слова, которые призывали меня убивать. В какой-то момент я начал чувствовать людей, отличавшихся в толпе других, от которых веяло чем-то странным, будто бы запахом запеченной курицы из духовки. Тогда я и понял, чем от них веет — энергией Бездны, которую любой другой человек и не заметил бы, но не я. С самого детства мальчик по имени Хандзо, которого всегда называли лишь оборванцем и дебилом, пока тот сам не дал себе имя, чувствовал эту энергию даже в незначительных количествах. Я не понимал, что все это значит, но зато четко знал, что я — особенный, что у меня есть дар, которого нет у других людей, дремлющий где-то в глубинах моего тела. Я не знал, как им пользоваться, пока голос в тишине не стал мне подсказывать. Он редко что-то говорил, обычно повторял лишь одно единственное слово множество раз, но из всех этих слов я однажды смог сложить предложение, которое гласило: «Убить, пища, сила». Едва поняв его смысл, я снова решился на убийство, но в этот раз жертвой был не одичавший котенок, а человек. Подкараулив на улице зеваку с хорошим объемом энергии, я подозвал его к себе и заставил наклониться, тогда и вонзил ему кусок битого стекла в глотку. Он лишь неистово дергался, пытаясь позвать на помощь, пока я своими детскими ручонками тащил его без минуты мертвое тело туда, где нас никто не увидит, где никто не помешает мне им как следует насытиться. Затащив бедолагу в вечно пустующий переулок, я начал по кусочку отрывать его плоть зубами, пропуская человеческое мясо до самого желудка. Это было отвратительно, но пустому животу неделями голодающего ребенка не прикажешь, что есть.