Клинок Императора. Книга II (СИ)

Она внимательно взглянула на меня, а потом смутилась. Отвела глаза. Все-таки кивнула.

Ну спасибо, квази . Я думал мы тут и заглохли…

– Лекта, – быстро и нервно бросила, вилкой в салате ковыряясь.

– Что? – переспросил.

– Имя – Лекта.

– Я Кейр. Приятно познакомиться.

– Уже почти на автомате говоришь, – с теплотой в голосе заметил Принц. – Еще чуток и имя своё забудешь. А потом в Судию мутируешь.

Заткнись.

Все выглядит так, будто Лекта не привыкла к общению. Социализация оказалась провалена.

Что ж, бывает.

– Вот нужна она тебе такая? – уже с отчаяньем в голосе вопрошал Принц; быстро в секунду эмоции перестраивал.

– Приблизим. Посмотрим, что умеет, – ответил я алту мысленно. – Может для чего и сгодится…

Принц застонал. Я возвращаясь к разговору с Лектой, спросил:

– Давно алтарь поставили?

– Нет. Как поставили, я так и поехала…

– Должна за него кому-то?

На удивление она покраснела:

– А ты… не твоё дело, – невнятно защищалась она. – Тебе какая…

Я остановил ее жестом:

– Это обычный вопрос. В нашем мире за куб Парадигмы можно в долговую яму к кому угодно упасть: к любому из Домов, к Императору, к службам, к частнику… И нет в этом ничего ужасного или удивительного; это скорее рутина.

– Ага, паскудная банальность эпохи, – хихикнул Принц. – Чтобы всю оставшуюся жизнь, так или иначе защищать Империю, вначале ты должен кому-то заплатить.

– К твоему сведенью, – едко начала Лекта. – Я своими силами его заработала. И никому не должна! С поездкой мне помогли… Но сам куб получила честно. По способностям.

– Так это прекрасно.

– Правда? – растерялась она.

Кивнул.

Может по какой нехорошей привычке наезда или колкости ожидала…

– А ты?

– Что именно?

– Ну, давно ли алтарь и кому, того…

– Нет, алтарь недавно. А по поводу кому, – тут можно и прогнать легенду. – Я не такой, талантливый как ты, придётся сотрудничать с Домом Вив.

– Дом Вив – хорошие. Ничего постыдного в службе на них нет.

– С чего ты взяла?

Она посмотрела на меня, раскрыв и без того большущие глаза во всю ширь; потерла длиннющую тонкую шейку.

– Вагрант очень честный и красивый мужчина.

О, квази.

Это будет тяжело.

***

2. 10

122год от взятия

Неделя “Мясорубки” началось ранним утром в темноте и криках. Визг тревоги с теург-динамиков пробил барабанные перепонки. Вбежали инструктора и кураторы, все они страшно орали, требуя нацепить тренировочные комплекты и “вываливать свои бесполезные задницы наружу”. Мы вскочили, принялись одеваться, а я еще взглядом по телу Лекты в белье умудрился провести.

Высоченная, тощая, бледная, с мощными плечами и мелкой грудью. На любителя, конечно, но ноги просто отвал башки. Она заметила мой интерес, покраснела, а потом куратор-Жердь, с носом, сломанным в трёх местах, проорал ей в ухо что-то такое чувственное и проникновенное, от чего Лекта тупо побледнела и забыла о всяких чужих взглядах и других особенностях совместной жизни.

Тот, кто задержался дольше всех в казарме – здоровяк с поврежденной рукой и сшитой щекой, (я чувствовал гордость за свой вклад) получил профилактический удар от гвардейца в лицо за нерасторопность.

– Какой кайф…– довольно урчал Принц. – Тут из вас всех скитов воспитают, да.

Меня обуревали сомнения.

– Только потом синяки смазывать от воспитания успевай, – добавил алт.

Пинками и грубыми словами нас выстроили в ряд.

У других казарм творилось примерно тоже самое: птенцы в черно-серебряном тряслись, а вокруг носились сапфировые акулы-кураторы и важные чёрно-синие птицы-инструктора.

У нас этих экзекуторов аж шесть штук: один инструктор, три куратора и два гвардейца.

Как я понял, куратор – это личинка инструктора с дополнительными обязательствами ведения тактических групп после четвертой недели.

– Короче шестёрка инструктора, – упростил Принц.

Старший встал впереди всех, чтобы мы хорошо его рассмотрели и запомнили. Это бритоголовый мужчина с квадратным лицом и шикарной седой бородой, аккуратной и ухоженной.

Рукава формы он высоко закатал и демонстрировал нам ужасающие шрамы, несколько татуировок, в том числе и одну теург-ленту с печатью – значит за год Яму осилил – и мирмидонские метки – и не менее ужасающие мышцы.

Прозвучало от него представление и вступительные слова.

Погремуху он носил серьезную, такую абы кому не дают – Пращур. Длилась его речь минуты три, но если сократить до сути, то там:

“Вы отбросы… бла-бла-бла … личинки бла , сор, а вот мы… бла-блакрутые; не то, что вы бла, но бла– это исправить легко, этим бла-блас-час и займёмся”.

Все слилось в бесконечную череду насилия над собой. Не знаю, как остальные справлялись, я вот плотно облепился медитациями и слабость мышц, по большей части, нивелировалась.