Клинок инквизиции

Вторая версия была еще интереснее. Что, если вервольф выгоден самой инквизиции? Теперь, пользуясь страхом горожан, можно не особо разбираться, очищая Равенсбург от колдовских ересей. Любая ошибка, сожжение невинного, списывалась со счетов. Зачем? Выслужиться перед Ватиканом, предполагал Дан, сделать карьеру, создать себе репутацию великого борца со злом. Правда, горожане готовы взбунтоваться, но, возможно, это тоже входит в планы организатора? Вызвать подкрепление и уничтожить целый город во славу Господа – пожалуй, такое деяние сохранится в веках. И как тут не вспомнить слова Инститориса о том, что сожжение Равенсбурга будет оправдано, если среди жертв окажется вервольф?

Дан выехал за ворота, пустил лошадь в галоп. Оборотень оборотнем, но поиски Насти важнее. Он уже обошел все дома Равенсбурга, убедился, что подруги там нет. Теперь обследовал близлежащие деревни. В Ребедорфе и Шильфхоре Дан успел побывать, теперь на очереди был Шлесдорф.

Вдоль дороги тянулся негустой лесок, он сменился однообразными, по-осеннему серыми полями, за которыми вдалеке поблескивала лента реки. На пологом холме стояло большое мрачное здание, обнесенное высоким каменным забором, – монастырь Святой Бригитты.

А ведь он женский, подумал Дан. Почему бы Насте не попасть в тело одной из монахинь? Он свернул с дороги, поскакал к неприветливой громаде, мысленно прикидывая, как туда попасть. Проще всего, конечно, представиться ближним, придумать причину, по которой ему необходимо осмотреть монастырь. Только вот потом Шпренгер непременно узнает, поинтересуется, что€ подчиненный забыл в женской обители.

Чем ближе становился монастырь, тем больше Дана тянуло туда. Сначала это было слабое, неосознанное ощущение, что-то вроде навязчивого любопытства. Но, подъехав к воротам, он почувствовал присутствие Насти, пришло твердое убеждение: подруга здесь.

Дан решил не пытаться проникнуть в монастырь, вернуться сюда, когда будет удобный предлог. В обители довольно часты случаи бесноватости, одержимых перевозят к инквизиторам, вот в следующий раз он и напросится в конвой. Пока достаточно того, что подруга нашлась. Монастырь сейчас самое безопасное место для нее. Того, что Настя станет одержимой, он не боялся – с такой оторвой ни один бес не справится.

Настя

Настя вздрогнула и проснулась, полежала немного, приходя в себя, пытаясь вспомнить, что ее так напугало. Сон был невнятным, кровавым и противным. Помнились лишь смутные размытые образы, ощущение страха и приближения опасности, от которой нельзя убежать. Едва она освободилась от этого видения, как вокруг зашуршали призрачные голоса, убеждая, прося, приказывая покориться.

Настя в жизни никого не боялась, всегда была уверена в своих силах, но сейчас не оставляло чувство: с чертовщиной, которая творится в монастыре, справиться невозможно – как с призраком или вампиром в фильме ужасов.

Она постаралась абстрагироваться, успокоиться, закрыть разум от голосов, отмахнулась от них, поежилась, протянула руку к сестре Марии. Хотелось ощутить близость человеческого тепла, не чувствовать себя такой одинокой и беззащитной. Ладонь погладила пустоту. Настя уселась, пошарила там, где должна была спать монахиня, но нашла только колючее одеяло. Девушки на месте не было. Может, вышла по нужде?..

Настя подождала немного, однако сестра Мария так и не вернулась. Поднять шум, разбудить монахинь, позвать аббатису? А вдруг девчонке просто не спалось и она отправилась побродить по двору? Или, может, она решила сбежать из монастыря? Тогда выйдет, что Настя ее подставила…

Она поднялась, закуталась в платок, накинула плащ, взяла свечу и, борясь с тревогой за подругу, тихо вышла из спальни.

Галереи монастыря были пусты и тихи, казалось, в этой абсолютной тишине каждый шаг отдается невыносимо громким эхом. Настя зажгла свечу, кралась на цыпочках, закрывая ладонью маленький трепещущий огонек. Оглядывалась, надеясь и одновременно боясь увидеть сестру Марию. Не хотелось думать, что простодушная подружка стала жертвой психической болезни или, поддавшись голосам, превратилась в изрыгающего проклятия монстра.

Настя обошла галереи, заглянула в трапезную – никого. Кухня, зал капитула, скрипторий были закрыты, да и что монахиня могла там делать ночью, в одиночестве? В спальню послушниц заглядывать не стала – побоялась разбудить. Обошла внутренний дворик – пусто. На дверях прачечной, пекарни и бани висели замки. Она двинулась к дальним постройкам: конюшня, мастерские, амбары… Сестры Марии нигде не было.

Может быть, подруга выбралась за стены монастыря? Она ведь рассказывала, что привратница спит крепче пьяного ремесленника, так что умыкнуть ключ с ее пояса ничего не стоит.

Настя подошла к внутренним воротам. Они были прикрыты неплотно, засов откинут, открытый замок с торчащим в нем ключом висел на одной петле. Из привратницкой доносился заливистый храп сестры Ортензии.