– Но раз велит наш-то, – снова кивок в сторону забора, – осину ему поколоть – да с нашим удовольствием! – бубнил старик, тюкая топориком. – Потому что он – начальник, его слово главное. Вот если бы я был начальником, я бы ему приказывал. Но только я не хочу, мне и в сторожах неплохо. Работа непыльная, на свежем воздухе, опять же ночью спокойно, никто здесь не ходит…
Хрустнула ветка, и старик настороженно поднял голову. И увидел почти рядом странную девушку. Девушка была не в лучшей форме – темные глаза глубоко ввалились, сама бледная, и одежда на ней грязная, пахнет опять же плохо.
Старик ничуть не испугался, он при своей ночной работе повидал уже всякого.
– Ну, здравствуй, девонька, – сказал он, – погреться пришла? Садись ближе к огню. Сгони вон Ипатьевну – тоже мне барыня, на табуретке расселась! Вот закончу тут – чаем тебя напою с бубликами, а больше-то ничего нету.
Девушка ничего не сказала в ответ, а только шагнула ближе.
Ипатьевна неожиданно сорвалась с табуретки и залилась истеричным лаем. Причем облаивала не неизвестную девицу, а кого-то, кто затаился позади старика. Тот обернулся и увидел еще одного доходягу. Этот выглядел даже хуже девушки. Бледный, как покойник, глаза горят темным светом, сам весь трясется.
– Это чегой-то? – растерялся старик. – Это вы, ребята, зря надумали! У меня денег нету ни копейки, вы тут на дозу не получите! Нашли, понимаешь, кого грабить!
– Молчи, старик… – прошипела девица, – молчи…
Старик неожиданно ловко крутанулся на месте и кинул в девицу длинный сук. Она не успела отскочить, и сук попал по глазу. Девица взвыла нечеловеческим голосом и бросилась на старика. К тому времени этот, сзади, обхватил старика за плечи. Но хватка его была недостаточно сильна, старик вырвался и не глядя махнул назад топором. Не попал, но заставил парня отступить. Тут Ипатьевна отважно вцепилась парню в ногу. Он не испытывал боли, но собачонка путалась у него в ногах и мешала свободе передвижений.
– Врешь… – старик осторожно отступал от девицы, – не возьмешь так просто… Ишь, чего удумали, сволочье проклятое, наркоманы…
Он приближался к костру, девица же костер обходила, она даже поморщилась от жара. Обостренными чувствами старик это заметил и сделал так, что костер оказался между ними.
Тот, второй, избавился наконец от собачонки и приступал теперь к своей жертве сзади с твердым намерением не упустить ее. Девице надоело ждать, она издала жуткий вой и прыгнула на старика. Тому показалось даже, что она не прыгнула, а взлетела. Дедок метнул в нее топор, но он пролетел сквозь девицу, не причинив ей никакого вреда.
Старик ощутил, как остатки волос под кепкой встали дыбом от страха. Ноги стали ватными, он опустился на колени перед костром. И под руку ему попалась горящая головня. Он схватил ее брезентовой рукавицей, в которой колол дрова, и ткнул в приблизившуюся девицу. Синтетическая куртка, что была на ней, тут же загорелась. Девица отпрянула, старик хотел вскочить на ноги, но сзади уже навалился ее напарник. Издав ужасное рычание, он попытался вцепиться старику в шею, но помешал плотный простеганный ватник. И старик умудрился попасть горящей головней в лицо парню. Парень закрылся рукой – той самой, что была уже обожжена и плохо ему служила. Старик же, не успев удивиться собственной силе, вскочил на ноги и, размахивая головней, наступал теперь на парня с криками:
– Ах, ты так? Да я ж тебя…
Вот оторвался от головни уголек и упал парню на волосы, следующий угодил по щеке, и он взвизгнул и отшатнулся. А старик вошел в раж, ему теперь не было страшно.
– А вот так… – выдохнул он, – а вот этого не хочешь…
Парень отступал все быстрее, потом вдруг отпрыгнул и упал, повалившись на кучу срубленных молодых деревьев. Из груди его торчал острый осиновый кол.
Старик рубил деревца умеючи, быстро, одним ударом, наискось. И топор хороший, заточенный…
Тело парня дернулось и затихло.
И тут же начали с ним происходить странные вещи. Вдруг хлынула кровь – темно-красная, почти черная. Она лилась не из раны, а непонятно откуда – то ли изо рта, то ли из ушей. Крови было очень много, но она мгновенно впитывалась в землю. И когда кровь перестала течь, перед стариком лежала только оболочка от человека. Впрочем, он давно уже понял, что людьми этих странных визитеров считать нельзя.
Оболочка высыхала на глазах, вот она потрескалась, потом измельчилась в труху, и внезапно налетевший ветер взметнул в воздух небольшое количество пыли. На куче деревьев осталась лежать лишь одежда – куртка, брюки…
– Свят, свят, свят… – забормотал старик, истово крестясь, – чур меня, сгинь, нечистая сила!