Клинок мертвеца

Саша попробовала двигаться, но испытала очень странные ощущения, словно тело больше ей не принадлежало. Она открыла рот, чтобы закричать, но он уже оказался открытым, и из него не вылетело ни единого звука, за исключением: тихого вздоха.

Она услышала щелканье ножниц, и ее охватил ужас. Двигаться она не могла, но могла дрожать, все ее мускулы стали безудержно сокращаться. Саша попыталась вдохнуть, но воздух не входил в ее легкие.

— У нее приступ, — произнес женский голос..

Одна из помощниц Фергуса.

— Еще успокоительного, — приказал он. Наклонившись ближе, он прошептал ей в ухо, когда игла вошла в ее руку: — Вряд ли ты проживешь долго после того, как я завершу процедуру. Знай, твоя смерть продвинет наше дело во многих отношениях. Я надеюсь, твоя судьба сыграет роль катализатора для твоего молодого человека, благодаря которому он окончательно примет свое предназначение. Он станет оружием, необходимым нам.

«Коул». Она каким–то образом выдернула это имя из распадающихся фрагментов сознания, которое опять стремительно падало в забытье.

«Помоги мне».

Объятия смерти

Даварус Коул устало тащился по самому северному из строений Исчезнувших, не обращая особого внимания на разрушавшиеся древности вокруг. История никогда его не интересовала. Будущее — вот где блуждал сейчас его разум, в частности — его будущее с девушкой с каштановыми волосами, которую он любил с тех пор, как увидел ее восьмилетним мальчишкой, когда его впервые привели в дом Барретта.

Он понимал, что должен признаться Саше в истинных чувствах к ней. Но прежде, чем он это сделает, ему нужно будет рассказать, что произошло в Тарбонне. Раскрыть ей правду о чудовище, в которое он превратился.

А это — он не сомневался — покончит со всем, что было между ними.

«Я предпочту жизнь с правдой, а не с ложью».

Фергус сказал ему, что правда может освободить. Что ему следует принять то, чем он стал, а не отвергать это. Чем больше Коул думал о словах советника Белой Госпожи, тем больше осознавал, что тот говорил дело. Он жил во лжи тринадцать лет. Считал себя сыном легендарного героя, будучи просто отродьем ужасного убийцы и уличной шлюхи. Кинжал на его поясе забрал больше жизней, чем великий мор, опустошивший Сонливию годы назад, но он — все, что у него было. Проклятие Мага определял его. Без клинка он ничего не стоил.

«Лучше быть орудием, чем насекомым под каблуками лордов–магов или кого похуже».

Погрузившись в свои мысли, он уперся рукой в стену и стал расстегивать штаны, чтобы облегчиться. Что–то щелкнуло под его пальцами, и в следующее мгновение Коул устремился вниз сквозь брешь, которая открылась в стене. Член его раскачивался во все стороны, а сам он размахивал руками, чтобы не упасть. Он оказался в каком–то амфитеатре и чуть не свалился с лестницы, ухватившись в последнее мгновение за ржавые перила слева.

— Вот дерьмо, — выдохнул он.

Засунув достоинство назад в штаны, Даварус огляделся, а затем замер, уставившись в изумлении на то, что ожидало его в самом конце лестницы.

По всей ширине большого зала шли ряды прогнивших скамей, по крайней мере на сотню мест, обращенных к поразительному реликту Исчезнувших, который покрывал всю южную стену. Коул словно взглянул в другую реальность — окно в иное время и пространство. Двигавшееся изображение на стене было абсолютно реалистичным в каждой детали.

Будто завороженный, Коул смотрел туда, где сверхъестественно высокие воины с глазами, точно обсидиан, владельцы прозрачных мечей, натолкнулись на группу, как показалось ему сначала, людей, но необычно худых и с ушами, сильно сужавшимися кверху. Один из первого отряда — беловолосый офицер очень грозного вида — поднял предмет, который напоминал маленькую пушку, и направил его на второй отряд. Конец странного предмета словно изрыгнул пламя и тут же причинил большой ущерб остроухим людям. Они дергались, и дрожали, и падали, как мухи, луки выскальзывали из их мертвых пальцев, дюжины скосило в считаные секунды. Мгновением позже изображение исчезло, оставив лишь темноту.

Коул спускался по ступенькам, с любопытством глядя на скелеты, сидевшие на скамьях. Они были древними, половина из них уже превратилась в прах, с остальными, вероятно, станет то же самое при малейшем ветерке. Подчинившись внезапному порыву, он попытался оживить одного из них, приказать ему подняться, как сделал с мертвым членом экипажа «Ласки» или с мерзлым трупом на вершине Звездной Башни. Однако эти останки уже давно покинула память о жизни, которая была необходима, чтобы его сила сработала, и он быстро сдался.

Добравшись до стены, он провел по ней рукой, поражаясь тому, насколько реалистичным выглядело изображение. Показанные события, наверное, действительно произошли когда–то. Даварус не мог себе представить, как эти воспоминания — или что бы то ни было — удалось зафиксировать и показать на стене. Когда он ощупывал ее пальцами, то не ощутил ничего, кроме пыли. Он уже почти повернулся к стене спиной, но неожиданно на ней снова возникли ожившие воспоминания.