– Грести не придется, – ответил Эремул. – Расслабишься и позволишь моей магии унести тебя отсюда. Мой прощальный подарок тебе. – Нахмурившись, он посмотрел на боевые корабли, расположившиеся в гавани. – Мое заклинание укроет тебя от случайного взгляда, но не привлекай к себе внимания.
Моника подняла глаза с лодки на Эремула.
– Почему ты это делаешь?
– Я говорил тебе. Ты показала мне самого себя с такой стороны, о которой я и не подозревал. Ты показала мне, что я могу быть… цельным. – Эремул взял Монику за руку. – Все, о чем я прошу, – когда устроишься в новой жизни, вспоминай обо мне. Вспоминай, что я был не чудовищем, а человеком, способным на добрые дела. Способным любить.
– Я буду вспоминать, – пообещала она.
Наклонившись, она поцеловала его в губы.
Казалось, это мгновение длилось целую жизнь – и секунду. Эремул сделал глубокий вдох. Бросил беглый взгляд в небо – до восхода солнца оставались считаные минуты.
– Пора отправляться, – сказал он. – Хотел бы я помочь тебе сесть в лодку, но боюсь, это было бы неразумно. Тебе придется самой.
Опустив руку в мантию, он извлек спрятанную в ней палочку. Закрыл глаза, мысленно подготовился. Откачивать магию было небезопасно: если чародей попытается извлечь слишком много и слишком быстро, процесс мог ему повредить – физически и ментально. Эремул очистил разум, отстранился от своего горя и стал мысленно нащупывать в палочке магию, которая понадобится ему для завершения заклинания.
– Я не могу ехать, – неожиданно заявила Моника.
Глаза Эремула открылись.
– Ведь ты этого хотела, – сказал он, хотя и возликовал отчасти.
«Она слишком сильно любит меня, чтобы уехать».
Полумаг понял, что проявляет эгоизм. Ему нужно было отправить ее из города. Для ее же блага.
– Ты должна ехать, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо.
– Это против моих инструкций.
После минутного смятения слова Моники накрыли Эремула, как горящие камни из катапульт – здание Уорренс во время осады Сонливии, погасив в нем внутренний свет так же безоговорочно, как пылавшие валуны перебили сирот.
– Что ты сказала? – проскрежетал он. – Что ты, на хрен, сказала?
– Это против моих инструкций, – повторила Моника.
Ее акцент не изменился, но теперь голос был таким же мертвым, таким же безжизненным, как у служительниц Белой Госпожи. Она почти оцепенела, ее рот открылся, невидящий взгляд рассредоточился. Эремул уставился на плечо Моники, которое обнажилось в результате их стычки с шайкой.
Татуировка.
Подкатившись на кресле поближе, он дрожащей рукой притянул Монику к себе, отказываясь верить глазам.
Это была надпись на языке Исчезнувших, та, что он видел по всему городу на телах служивших Древним в качестве беспрекословно подчинявшихся рабов.
Моника, женщина, которую он любил больше жизни, оказалась невольницей.
В порыве внезапной ярости Эремул грубо повернул ее руку, не обратив внимания на то, что она охнула от боли. Приложив палец к тату, он направил на нее магию. Тату стала корчиться, словно паук, поселившийся в ее плоти. Но там жил не паук, а контролировавший разум паразит, который навязывал ей мысли и поступки. Контролировавший разум паразит, который делал ее кем-то другим – рабой, невольницей.
«Иллюзией».
Крошечная механическая конструкция выскочила из плеча Моники, упала на деревянный настил, быстро переместилась к его краю и, свалившись в воду гавани, бесследно утонула.
Женщина, которая была Моникой, уставилась на Эремула, не узнавая его.
– Где я? – произнесла она. – Кто ты?
– Ты ничего не помнишь? – спросил Эремул.
Он знал, каким будет ответ. Знал, но нуждался в том, чтобы услышать его от нее.
– Я помню…. как кто-то нашептывал мне, чтобы я наблюдала за тобой. Сообщала о тебе. Любила тебя.
Ее взгляд опустился по телу Полу мага, и глаза округлились, когда она увидела, что у него нет ног. Еще один, последний удар ножом в его сердце.
– Как я могла любить
Эремул повернулся к незнакомке спиной.
Он вернулся к Прибежищу словно в тумане, не помня, как туда добрался. Не помня и не придавая этому никакого значения. Полумаг застыл на месте, когда увидел языки пламени, объявшего дверной проход складского помещения, которое он делил с Мардом и Рикером.
Дверь была сорвана с петель и разломана на куски. Внутри все застилал дым. Снаружи собралась небольшая толпа, несколько человек пытались погасить бушевавший огонь, заливая его ведрами дождевой воды.
– Двое мертвы. – Голос, донесшийся изнутри, зашелся кашлем.
Дородный тип, возможно – кузнец, вытащил почерневший труп. Уставившись на изуродованное огнем тело, Эремул узнал Марда. Мужчина вернулся внутрь и вытащил другое тело. Рикер все еще сжимал мертвой рукой остатки разбитой бутылки.
– Я видела тех, кто за этим стоит! – крикнула женщина. – Тут рыскала какая-то шайка в поисках Полумага. Сказали, хотят сделать с ним то, что он помог сделать с их семьями. Виноват он, предатель, который облизывает Исчезнувших.
– Вот он! – крикнул кто-то.