– Меня зовут Даварус Коул. Видите? Это официальный документ, подписанный Белой Госпожой Телассы. Она просит оказать мне посильную помощь.
Лавочница искоса взглянула на пергамент.
– А кто это – белая госпожа? – произнесла она с ярко выраженным тарбоннским акцентом.
– Сама Белая Госпожа – лорд-маг, вы же знаете.
Женщина пожала плечами.
– Ничего о ней не слыхала. Меня никогда не интересовала политика. Это было больше по части Себастиана, прежде чем он потерялся во снах. Я скучаю по мужу.
Коул моргнул. Он кое-что знал о снах.
– Что вы имеете в виду? Что с ним случилось?
Глаза женщины увлажнились.
– После того как наш сын погиб на войне, он стал очень подавленным. Начал бормотать что-то про трехглазого демона, который преследовал его в ночных кошмарах. Вскоре он не мог уже говорить ни о чем другом, кроме благословенных объятий Безымянного. Однажды утром я проснулась, а он ушел.
– Ушел? Вы имеете в виду, что он умер?
По щеке булочницы покатилась слеза, и Коул смутился: стоит тут, машет бумагой в лицо старухи.
– Не умер. Это было бы легче перенести. Нет, он
– Ладно.
Коул аккуратно сложил документ в карман и сделал шаг назад. Менее всего ему хотелось влезать в какие-то странности, которые творились со старухой. Он положил хлеб на прилавок и повернулся, чтобы уйти.
– Подожди, – сказала булочница. – Возьми это. Не беспокойся об оплате. Ты напоминаешь мне его. Моего сына, я имею в виду. Суровые наступили времена после того, как он и его отец оставили меня здесь одну-одинешеньку, но тебе, похоже, очень нужно чем-то заправиться.
Коул заколебался. Он вгляделся в запущенный домишко, стены, покрытые трещинами. Глубокие морщины горя, избороздившие лицо булочницы.
– А сколько стоит буханка хлеба? – спросил он резко.
– Пятнадцать медяков. Но тебе не нужно мне ничего давать.
– Житель Сонливии всегда платит по долгам, – энергично заявил Даварус. – Кажется, это дороговато, но я сделаю здесь пометку, чтобы не забыть. Пятнадцать
Он умолк, выжидая, пока до нее дойдет.
– Зачем… это Рене. Гляди-ка, пожалел старуху! Ты герой какой-то?
Коул поморщился.
– Нет, не герой, – ответил он. – Определенно не герой. Скажите-ка, где мне найти конюшню? Мне нужна лошадь.
«Однажды ты станешь великим. Как твой отец».
Гарретт частенько говорил так мальчику, когда Коул рос на его попечении. Эта простая истина легла в основу тех лет, которые сформировали личность Даваруса Коула. Придала ему уверенности, что он должен быть смелее остальных. Лучше остальных. Быть
– Я не герой, – с горечью повторил он себе в третий или четвертый раз за сегодняшнее утро. – Мой отец был убийцей. Моя мать – шлюхой.
Он пришпорил лошадь, и та ответила тихим ржанием. Дорога на восток из портового города Ро’веда к Кархейну дала ему массу времени для размышлений над его несчастной жизнью, которая до самых недавних пор зиждилась на сплошной лжи.
Коул извлек Проклятие Мага из ножен и пристально посмотрел на клинок. Зимнее солнце красиво отражалось от металла, ярко светился в его лучах рубин эфеса.
«Как глаза того ублюдка, который напал на меня на „Ласке“». Того ублюдка, который убил его друга Эда. Коул потрогал золотой ключ, висевший теперь у него на шее. Он понятия не имел, каково его предназначение, но в том, чтобы взять что-то у Волгреда после его смерти, было какое-то, пусть и малое, удовлетворение. Взять что-то у убийцы, который забрал жизнь Эда.
Он перевел взгляд на клинок, сверкавший в руке, и испытал отвращение.
– У меня ведь никогда не было выбора, правда? – пробормотал он. – Таков предначертанный мне путь. Все из-за дурацкого оружия.
Его так и подмывало швырнуть Проклятие Мага в кусты и ускакать, не оглядываясь. Тогда найти кинжал снова было бы практически невозможно. Тарбонн даже зимой покрывала буйная зеленая растительность. Юноша скакал мимо мягко чередующихся холмов с нагими деревьями, булькающими ручьями и пастбищами всевозможных оттенков травы, складывавшимися в приятное глазу полотно.
Коул снова уставился на Проклятие Мага. Истина состоялась в том, что он был бы никем, не обладай он этим правом по рождению. Заколдованным кинжалом, который его отец, Иллариус Коул, завещал ему при последнем вздохе.
«Этот кинжал – вот кто я есть, – с отчаяньем осознал он. – Он – все, что я есть».
Ужасное проклятие, которое Коул нес в себе, означало, что он зачахнет и в конце концов погибнет, если не будет убивать Проклятием Мага, причем часто. Жизненная сила, которую он похитил у Нерожденной на крыше Звездной Башни, иссякла. Его кожа уже побледнела, а в волосах было полно седины. Если он вскоре не утолит божественный голод, тот поглотит его.
«Да почему же я все это делаю?» Единственной ценностью в его жизни была Саша. В тот день, когда он в конце концов набрался бы мужества сказать ей о своих истинных чувствах, все его надежды и мечты навсегда разбились бы вдребезги.
«Она умнее тебя. Привлекательнее тебя. У нее нет безнадежной пагубной привычки, которая в конечном счете ее уничтожит».