Клинок Минотавра

Просто следовал в отдалении, прячась за разросшимся кустарником, протискиваясь через старые разваленные заборы. Дома жаль, говорят, дачники собираются расширяться, а значит, снесут. И малинник выкорчуют, и сныть покосят, и засеют газоны травкой… не о том надобно думать.

Сигизмунд все же повернул.

– Сиди здесь, – Иван выбрался из кустарника. – Я скоро.

– Ты…

– Встрече со мной он не удивится. Приехал. Гуляю.

Вид, правда, как подозревал Иван, несколько легенде не соответствовал, но это мелочи.

Над дорогой плясали мошки. Баба говорила, что мак толкут, а Ивану было интересно, для чего им мак… деревенские забытые легенды, от которых только и остались, что слова. Не время задумываться о них, главное, Сигизмунда из поля зрения не выпустить.

Иван уже понял, куда тот идет, но все равно старался не отставать.

За прошедшие два года старый дом обзавелся новой крышей из финской черепицы, нарядными резными ставнями и высоким забором. Впрочем, ворота были открыты.

Сигизмунда встретил захлебывающийся от ярости собачий лай. Волкодав плясал на цепи, натягивая ее, то припадая к земле, то прыгая. И на голос его выглянул хозяин дома.

– Сигизмунд? – без удивления, но и без особой радости произнес он. И повернувшись к собаке, бросил: – Фу.

Пес разом успокоился и лег, впрочем, не спуская с гостя внимательного взгляда желтых глаз. Псу гость не нравился. И в чем-то Иван его понимал. Он сам остался в стороне, у куста сирени, который хоть как-то заслонял Ивана от полковника и его гостя. Слышно же было и вовсе замечательно.

– Чего тебе надо? – без тени дружелюбия поинтересовался Владлен Михайлович.

– Сам знаешь.

Сигизмунд глядел на пса, точно опасаясь, что цепь все же недостаточно крепка.

– Мы, кажется, договаривались, – Владлен Михайлович вышел во двор как был, в старых спортивных штанах с лампасами, в растянутой майке и фартуке в горошек.

Шлепанцы на босу ногу. В руке – лопаточка. Готовил человек… и не собирался идти на встречу?

– Договаривались, – прошипел Сигизмунд. – И я тебя ждал! Я тебя полчаса прождал и…

– А уже пора? – Владлен Михайлович вытащил из кармана часы. – Надо же… совсем я завозился. Извини, Сигизмунд. Не нарочно вышло.

Иван не поверил. Сигизмунд тоже. Он напрягся и осторожненько подступился к полковнику.

– Думаешь, – прошипел, – что надо мной куражиться можно? Что Сигизмунд за себя не постоит… а я ведь и на договоренность наплевать могу…

– Неужели? – полковник сунул лопаточку в карман фартука.

– Не догадываешься, что будет, если я заговорю?

– Нет.

Жилистая рука вцепилась в глотку, сдавила.

– Но догадываюсь, что ничего хорошего. Сигизмунд, ты же слышал, что шантажисты частенько не своей смертью умирают. Скажи, тебе оно надо? Ты же разумный взрослый человек…

Он не сжимал, но и не отпускал. И Сигизмунд то наливался опасной краснотой, то смертельно бледнел. Стоял, рот разевая…

– И с таким дерьмом связался. Нехорошо это, Сигизмунд.

Полковник руку разжал, и Сигизмунд отпрянул.

– Ты… ты за это…

– На, – белый конверт появился из того же кармана фартука. – И вправду на кухне завозился. Еще, Сигизмунд, я тебе заплатил, но вздумаешь сунуться вновь или рот свой брехливый открыть, урою. Благо, кладбище рядом.

Это полковник произнес почти дружелюбно.

Сигизмунд выкатился со двора и понесся по улице бегом. Он добежал до старого колодца, крышка с которого лежала на земле и, обернувшись, крикнул:

– Я тебя не боюсь.

– Знаю, – отозвался полковник и велел: – Иван, хватит прятаться. Что вы как ребенок, в самом-то деле…

– Извините.

Иван кое-как выбрался из кустов, которые явно не желали отпускать добычу, цеплялись тонкими веточками, липли паутиной.

– Взрослый же человек, – укоризненно покачал головой полковник. – Заходите.

– Простите, но меня ждут…

– Подождут, – тон полковника возражений не предусматривал. – Раз уж вы стали свидетелем безобразной сцены, то я могу хотя бы пояснения дать?

В доме пахло блинами и еще вареньем. На старенькой, но начищенной до блеска плите, стоял цинковый таз, в котором важно, неторопливо булькало черное варево.

– Люблю зимой чаек с черной смородиной, – сказал полковник и, вооружившись черпаком, снял пенку. – Теперь-то в моде все джемы… или крем… или еще чего… моя супруга, когда жива была, морозила на компоты. А я вот больше по старинке. Вишню уже поставил. Пробовали вишню в собственном соку? Меня когда-то бабка научила, а я вот, похоже, рецепт с собой унесу. Семейный, жалко. Но рецепт унесу, так хоть вареньем поделюсь.

Перед Иваном поставили литровую банку.

– Берите, берите… считайте, взятка.

– Владлен Михайлович…

– Иван, я шучу. Но варенье возьмите. Мне душа не позволяет бросить ягоды… варю вот… кручу… ставлю… для кого? Не знаю, – он вздохнул и указал на стул.

Мебель на кухне была старая, но чиненная. И чистая. Широкую столешницу прикрывала толстая клеенка. На подоконнике возвышались самовар и бутылки, в которых явно дозревало что-то алкогольное.

– Наливочка, – проследил за взглядом Владлен Михайлович. – Иван, мне правда крайне неловко, что вы стали свидетелем этой некрасивой сцены… вы же понимаете, что все угрозы…

– Просто угрозы.