Клинок Минотавра

– Я вам очень благодарна, – сказала княжна с улыбкой. – Вы помогли разобраться в этой ужасной истории… и теперь я могу быть спокойна за душу моего отца… и за вас помолюсь, Натан Степаныч. Долгих вам лет…

Наутро усадьбу пришлось покинуть.

– Что делать будем? – шепотом поинтересовался Гришка, после ночных приключений чувствовавший себя крайне неудобственно.

– Ничего, – также шепотом ответил ему Натан Степаныч. – Вещи собирать и домой…

…Начальству он отчет предоставит. И с Божьей ли помощью или же по воле случая, но виновные наказаны… а княжна… то ли и вправду ошибся он на старости лет, то ли кара ее еще впереди: не судом земным ее судить, а в вышние судьи Натан Степаныч не стремился.

Уезжал он со странным чувством потери, пустоты, которая вдруг появилась в груди, не то чтобы мешая, скорее уж ввергая в непонятную прежде тоску. Все-то вокруг гляделось серым, унылым… и подумалось, что этакая жизнь никчемная не стоит того, чтобы за нее держаться. Возникло почти непреодолимое желание взять револьвер, хороший, наградной, с витою надписью на щечках рукояти, взвести курок и сунуть дуло в рот, разом обрывая пустое свое существование.

Натан Степаныч зажмурился и потряс головой.

Экое диво. Никак и ему, крестьянскому сыну, довелось столкнуться с заморским сплином, сиречь хандрой. Глядишь, был бы послабей и поддался б искушению. Но нет, Натан Степаныч приосанился, кинул взгляд в окно, за которым проплывала череда воздушных березок, и сам себе сказал:

– Жизнь хороша…

– Чего?

– Хороша, говорю, жизнь, когда жить любишь…

Не будет он самоубиваться, глупость сие неимовернейшая, но вернется в квартирку свою, велит хозяйке чаю подать и сядет за стол отчет писать… а может, и не отчет, может, историйку навроде тех занятных, которые издают на серой бумаге… почему бы и нет?

Чай, грамотный, и историек подобных в практике его случалось… важное, что? Драматизму поболее и главного героя сделать не болезненным стариком, а молодым и красивым парнем, допустим, как Гришка… ретивым, опять же… с чутьем и пониманием… и героиню, чтоб роковая женщина, прям как княжна Тавровская, черноглазая, чернокосая и с трагическою судьбой. Людям, как успел понять Натан Степаныч, трагические судьбы весьма по нраву…

Он щурился, слушал мерный перестук колес и сочинял свою историю…

Он не появлялся очень долго, и Анечка почти поверила, что про нее забыли. Она снова и снова мерила камеру шагами. Она трогала платье, выковыривала жемчужинки и считала глотки воды.

Оставалось немного.

Хотелось пить. И есть тоже. В животе урчало… и наверное, это тоже страшная смерть.

Любая смерть страшна.