Клинок Минотавра

И вправду красиво. Машке бы понравилось. Ей нравились вычурные вещи и слова, в которых имелся скрытый смысл, а Иван таких слов не знал, он говорил просто… и недопонял, недодал…

– Я ему ответила.

На аватаре – черный круторогий бык. И лиловый глаз его смотрит на Ивана, насмехается.

– Я подумала, что раз уж он так хорошо знает мифы, то не пройдет мимо…

– Ты с ума сошла, – Иван потер щеку.

Щетина отросла. Он брился… перед похоронами вроде брился…

– Я хочу его остановить, – Ларка погладила фотографию. – Ради Машки. И я предлагала полиции…

– А они тебя послали подальше. И правильно сделали.

Упрямая женщина. Губы поджала, острый подбородок выпятила, такая не отступится. И сама полезет, доказывая, что способна… а она и вправду способна.

– Ты понимаешь, что это опасно? Что если он и вправду убийца, то и тебе шею свернет?

Понимает. Молчит. Ждет. И когда ожидание затягивается, задает вопрос:

– Ты меня подстрахуешь?

Вопрос, на который Ивану следует ответить правильно. Иначе эта невозможная женщина уйдет, чтобы полезть в логово маньяка в одиночку.

– Да.

– Хорошо, – она улыбнулась. – Я знала, что ты сильный. Только не пей больше, ладно?

Утром Женька обнаружила, что за квартирой следят.

Серебристый «Ниссан» припарковался, забравшись передними колесами на клумбу. Бритоголовый парень равнодушно разглядывал раздавленные тюльпаны, и пару рыжих кошек, что обретались в подвалах, и сам дом. Но стоило в окне появиться Женьке, как парень ручкой помахал.

– Вот придурок, – сказала Лариска, потягиваясь. – Это я про твоего…

Она зевнула и почесала живот. Спросонья Лариска была мягкой и добродушной, она гремела посудой, пытаясь сообразить, что приготовить на завтрак и вообще, хочет ли она завтракать…

– Ларис, – Женька села в уголочке кухни, из которого было видно окно и треклятый «Ниссан». – Он что, вправду за нами…

– За тобой.

– За мной следит?

– Вправду, – Лариска выставила пачку диетических хлопьев с отрубями, обезжиренное молоко и совершенно недиетический сахар. – Ешь. И будем думать. Да не дергайся ты, от этого козла мы быстро избавимся, а там пускай себе ищет…

– Ларис, а он тебя…

– Не полезет, не посмеет.

Хлопья без сахара имели омерзительный вкус, словно Женька опилки жевала.

Ничего. Жевала. Молчала.

Думала.

– Так, тебе надо запас вещей сделать. И продуктов.

– У меня деньги есть… – она брала на поездку к родителям, стыдно признаться, но взяла тайком, потому что драгоценный не преминул бы упрекнуть. Наверное, он имел право, если зарабатывал, но ведь он сам хотел, чтобы Женька дома сидела.

– Есть – это хорошо, – Лариска грызла хлопья, а взгляд ее блуждал по кухне. – В общем так, заедем по дороге в Михеевку, там супермаркет открыли. Купим тебе всякой ерунды, а шмотки сейчас на антресоли глянем. Помнится, раньше у нас один размер был…

Вещи с антресолей неуловимо пахли пылью и антресолями. Мерзкий раздражающий запах, отвращение к которому Женька попыталась скрыть. Надо же, она отвыкла от чужих вещей, а в студенческие времена частенько случалось с Ларкой меняться… и свитер этот вязаный Женька помнит. И джинсы с потертыми коленями, а вот заплатку – нет. Платьице шерстяное, слегка растянувшееся, но Ларка отложила его в сторону, сказав:

– Для деревни сойдет. Не дрожи, Женька, вот отделаемся от твоего урода морального, и заживешь ты со страшной силой…

Женька фыркнула и, не выдержав, расхохоталась.

Заживет. Как есть, со страшной силой заживет.

Вещи Лариска складывала в клетчатую сумку, не переставая говорить, и нарочито бодрый тон ее внушал Женьке подозрения. А потом зазвонил телефон. И Женька трубку взяла по привычке и еще потому, что знала, насколько упертым может быть драгоценный.

– Привет, – сказал он так, словно вчерашнего дня с изменой, побегом и выяснением отношений на чужой лестничной площадке не было вовсе.

– Привет.

Лариска нахмурилась.

– И что ты мне скажешь? – игриво поинтересовался драгоценный.

– То же, что и вчера. Я не вернусь.

– Женечка, ты глупости делаешь, – мягкий упрек, от которого поневоле начинает казаться, что да, она, Женька, капризничает, а драгоценный терпеливо капризы сносит. – Ты же не выживешь одна. Ты же привыкла…

Голос его журчал, а Женька с тоской думала, что и вправду привыкла. К квартире, в которой просторно и спокойно. К размеренным дням, к фитнес-центру, массажисту, спа-салону и своему парикмахеру, к маникюрше Светочке, любившей поболтать. К кафе и магазинам. К тому, что проблем с деньгами не бывает, а решаются они одним звонком драгоценному.

И к нему привыкла.

К нотациям, которые он принимался читать под настроение. А настроение это случалось частенько, и нотации были длинные, скучные, но Женька кивала. Почему бы нет, если ему приятно? Привыкла к его белым рубашкам – их следовало стирать в режиме деликатной стирки, а гладить непременно с воротничка и через тонкую марлю. К брюкам… она научилась делать идеальные стрелки.

Привыкла к совместным выходам в свет, правда, полюбить их так и не смогла… как знать, вдруг она привыкнет и к изменам?

И к пощечинам?