Я очнулся от непривычного звука и сперва подумал, что это шьет моя матушка. Обычно она штопала крепкой большой иглой и суровой ниткой: игла мягко протыкала ткань, и тут же следом шелестела нить. Меня захватили воспоминания, но даже сквозь туман в голове я понял, что матушка моя несколько лет как умерла. А сейчас мне двадцать один, и я попытался убить короля.
— Можешь открыть глаза, — послышался женский голос. Я послушался и увидел пожилую женщину, сидевшую у моей постели; она вышивала золотом по синему.
— Я вас уже и раньше видел, — сказал я.
Она кивнула, не отрываясь от работы.
— В домике у Южной дороги. Мы… закопали голову в вашем саду…
Она хмыкнула.
— Лучше не вспоминать об этом.
Я огляделся. Комната походила на ту, в которой я пытался убить короля. Вернее, это была именно та самая комната.
— Я в его комнате, — удивленно сообщил я старухе.
— Слуги сказали, что он не позволил переносить тебя. Боялся, что ты не выживешь с такими ранами.
— Арбалетный болт. Попал мне в спину, — глупо сказал я.
— Болт? Святые угодники, сынок, когда тебя нашли, в тебе была по крайней мере дюжина кровоточащих загнивших ран. Думаю, ты выжил лишь для того, чтобы все узнали, с каким богом ты заключил сделку.
Со Смертью. Любовь покинула меня, поэтому я заключил сделку со Смертью.
— Ты портниха? — спросил я.
Она наморщила нос.
— Портнихами называют тех, кто делает платье, сынок. Я — Швея. Последняя настоящая Швея.
Я подумал, что невежливо будет, если я скажу, что в каждом городе мира есть как минимум дюжина швей.
— Пусть будет швея. А что ты здесь делаешь? — спросил я.
Она даже не взглянула на меня.
— Хорошая Швея знает, куда ведет нить. После того как ты ушел, я долго думала и решила, что мое искусство может понадобиться здесь.
— Неужели у короля нет своих швей?
Она поглядела на меня как на идиота. Что весьма справедливо, как я полагаю.
— Я же сказала тебе, сынок: кроме меня, Швей не осталось. К тому же никто больше не знает, как сделать то, над чем я тружусь.
— И что это?
Кто–то постучал в дверь; я подумал, что старуха ответит, но она продолжила работу. Спустя миг стук повторился.
— Это твоя опочивальня, — крикнула старуха. — Какого еще разрешения ты, черт возьми, ждешь?
Дверь открылась, и в комнату вошел тот самый хлюпик — король, как я понял.
— Ах, если бы все мои подданные проявляли ко мне такое же почтение, — весело сказал он. — Большинство их тех, кого я встречал, мечтают меня убить.
Он умылся и принял ванну и теперь казался больше похожим на короля. Похоже, его даже слегка откормили. От этой мысли я окончательно проснулся.
— Сколько я пролежал без сознания? — спросил я.
— Ты находился между жизнью и смертью двенадцать дней, — ответил король.
— Двенадцать дней? Как же так?
Он кашлянул, подошел и сел на край постели: я был поражен его неучтивостью, но вовремя вспомнил, что вообще–то это его постель.
— Ты находился в объятиях Смерти, помнишь? Только святые знают, сколько дней ты провел без сна и еды.
Разговор начал меня раздражать, и я понял, что с головой у меня еще до сих пор не всё в порядке.
— Почему же я не умер от голода, если был без сознания целых двенадцать дней?
— Лучше не спрашивай, — предупредила Швея. — Отвратительное зрелище. Палки и трубки из ткани.
Король пропустил ее слова мимо ушей.
— Не беспокойся, мой странный друг. О тебе заботились как нельзя лучше.
Швея хмыкнула, но король продолжил:
— Я сам ухаживал за тобой с помощью королевских лекарей. Трудно в такое поверить.
— Ты ухаживал за мной? Мыл раны и менял простыни?
— И подтирал задницу, — веско добавила Швея.
— Что ж, — сказал король. — Это лишь справедливо. В конце концов, мой человек выстрелил тебе в спину, так что все по–честному. Знаешь ли, в мире должна царить справедливость.
В мире должна царить справедливость. Я расхохотался, думая обо всем, что произошло, всё смеялся и смеялся, а затем вдруг смех превратился во что–то другое: я принялся всхлипывать, из глаз хлынули слезы — клянусь, я бы мог утонуть в них, потому что никак не мог остановиться.
Король шепнул что–то на ухо Швее, она встала и вышла из комнаты, а он сделал нечто очень странное. Наклонился и взял меня обеими руками за голову, как поступала Алина, когда хотела, чтобы я ее выслушал, — как она сделала в тот день.
Король произнес: