Клинок предателя

Немного погодя я услышал шаги Алины, следом за ней поднимался по лестнице кто–то еще. В комнату вошла пожилая женщина. Седые тугие кудри обрамляли лицо, которое напоминало карту мира, состоящего из одних гор и долин. Руки ее все еще были связаны, изо рта торчал кляп. Алина подбежала к стене, вытащила нож, который метнула в аптекаря, и быстро перерезала веревки и ремешки кляпа. Старуха откашлялась, прочищая горло, а затем выпрямилась, насколько смогла. Она была скрюченной и сухой, но отнюдь не немощной, и во взгляде чувствовалась сталь. Многозначительная ухмылка появилась на ее лице — она свидетельствовала о жестком характере и остром языке — и лишь тогда я узнал эту женщину.

— Швея!

Она смерила меня взглядом. Заметьте, смотрела не на лицо, не на руки и ноги. Лишь на плащ.

— Похоже, ты сделал все возможное, чтобы испортить мой плащ, Фалькио валь Монд.

И я вдруг устыдился.

— Я…

— Молчи. У меня есть дела и поважнее.

Швея повернулась к Раджеру с Летой.

— Что ж, дети мои. Каких глупостей вы успели наделать после того, как связали меня и бросили в погреб?

Они промолчали. Швея пнула Раджера — тот застонал.

— У вас есть дети? — искренне удивился я.

— Ха! Уж точно не Раджер и Лета. Нет, я заплатила этим двоим за жилье и историю, в которую поверили бы люди. — Лету она пнула еще сильнее. — Только выяснилось, что они даже глупее, чем я думала, а, Лета? Думала, свяжешь старуху и заработаешь легкие деньги?

— Почему «Маттея»? — спросил я.

Она снова зло ухмыльнулась.

— Неужели ты до сих пор не понял, Фалькио? Это же слово на древнепертинском.

Маттея. Нить.

— Значит, вы зарабатываете на жизнь, нанимаясь нянькой в благородные семьи и рассказывая им истории о плащеносцах?

— Лучше так, чем скитаться под проливным дождем в поисках объедков.

Алина вдруг порывисто прижалась к животу Швеи и зарыдала.

Старуха крепко обняла девочку.

— О милая моя, — сказала она. — Сладкая моя девочка. Мне так жаль, что я причинила тебе боль своей ложью. Можешь продолжать звать меня Маттеей, если хочешь. Клянусь, что солгала тебе лишь еще девятьсот девяносто девять раз, но никогда–никогда я не думала, что моя глупость навлечет на тебя такие несчастья. Никогда–никогда.

— Не твоя вина, — проговорила Алина, задыхаясь от рыданий. Швея вздохнула.

— Да, дорогая, наверное, ты права. Не моя вина — но моя ответственность. Теперь я несу за это ответственность. — Напоследок она еще раз крепко прижала девочку к себе, а потом нежно освободилась от объятий. — Вам нужно идти, — вставая, сказала она. — Раджер и Лета не солгали: почти весь город ищет вас, надеясь получить награду.

Она взяла амулет со стола и надела его Алине на шею.

— Грязная магия, — сказала она. — Но качество никудышное — хвала человеческой лени. Мастеру несложно сделать целую кучу таких, только вместе они не работают. Храни один при себе, тогда другие станут бесполезными — по крайней мере до тех пор, пока они не придумают что–нибудь еще.

Она повернулась ко мне.

— Лети быстрее ветра, Фалькио валь Монд, великий чертов болван. Ну и натворил же ты дел!

— И в чем я на этот раз виноват? — спросил я, думая, что она ругает меня.

— Сейчас в Рижу идет Кровавая неделя. И кому, по–твоему, можно здесь доверять на сотню миль в округе? — спросила она.

— Никому. Ни единой душе.

Она ухмыльнулась.

— Душе? Должно быть, какой–то бог–подхалим сделал тебя оптимистом, сынок.

Швея поцеловала Алину в лоб в последний раз.

— А теперь убирайтесь отсюда. Найдите место, чтобы спрятаться до конца Кровавой недели. — Она повернулась ко мне, и весь огонь преисподней сиял в ее взоре. — Теперь все зависит от тебя, Фалькио. Приведи ее на Тейяр Рижу и сделай так, чтобы ее имя назвали. Ты у него в долгу.

Я так и не понял, почему это я в долгу перед лордом Тиарреном, учитывая, что уже сделал для его дочери, но спорить со Швеей не собирался.

— А как же они? — спросил я, кивнув на Раджера и Лету, сидящих в углу.

— Они? Можешь о них не беспокоиться.

— А как же… слуги герцога? — спросила Лета; слезы текли у нее по щекам.

— Ах, малышка Лета, ты можешь не беспокоиться об этих противных мужланах. Ни капельки. — Она взяла у Алины нож и взвесила его на ладони. — Хороший ножичек. Оставлю–ка я его себе, если вы не возражаете.

Я кивнул: а что еще было делать? Она указала нам на запасной выход, а сама подошла к «сыну» и «невестке».

— А теперь идите. То, что случится дальше, не годится ни для ее нежного сердца, ни для твоей глупой совести.

Мы ушли, оставив Швею исполнять свои обязанности.

Я взял Алину за руку и, пройдя через потайную дверь в спальне, повел ее задними дворами и проулками. И только гораздо позже я понял, что, давая мне леденец, девочка забрала себе тянучку.

ДАШИНИ