– Фалькио, отличная была мысль прикрыть Брасти, чтобы он смог достать свой лук. Я об этом даже не подумал.
Я оперся рукой о его плечо, пытаясь как можно меньше ступать на раненую ногу.
– Кест, ты действительно считаешь, что самый лучший исход боя – это когда все, кроме тебя, погибают? В следующий раз, пожалуйста, постарайся придумать что-нибудь получше.
Мы встретились с Брасти в конце двора, и я возблагодарил святого Шьюлла, Купающегося со зверями, за то, что наших лошадей не задели во время боя. Пока Брасти собирал стрелы, я размышлял над тем, кто нас подставил.
– Боги, Кест, с каких это пор нас стало так легко подозревать в самом худшем?
– Времена изменились, Фалькио, – ответил он и показал на что-то за моей спиной.
Я оглянулся и увидел Брасти, держащего стрелы одной рукой и обыскивающего тела павших другой.
– Брасти, прекрати грабить констеблей! – крикнул я.
Он взглянул угрюмо, но тут же прекратил свое занятие и подбежал к лошади.
– Да я и не собирался ничего брать у этих милых людей, которые просто добросовестно выполняли свою работу и собирались убить нас, – проворчал он, вскакивая на свою гнедую кобылу. – Потому что это было бы не просто бесчестно, это было бы, о боги и святые, невежливо!
– Интересно, – сказал Кест, взяв повод и пытаясь развернуть лошадь.
– Что? – спросил Брасти.
Кест кивнул в мою сторону.
– Я только что заметил, что он слишком много говорит перед дракой, а ты – после. Интересно почему?
Он дал лошади шенкелей и припустил вниз по улице, Брасти последовал за ним. Я оглянулся на лежащих на земле и подумал, сколько еще продержатся плащеносцы, пока окончательно не превратятся в тех, кем люди нас давным-давно считают, – в шкурников.
В мире есть два самых отвратительных ощущения. Второе – это когда вдруг понимаешь, что сейчас придется драться за свою жизнь. Мыщцы сразу же деревенеют, начинаешь потеть и дурно пахнуть (к счастью, в такой момент этого никто не замечает), а желудок скручивается узлом и падает куда-то вниз.
А первое из самых отвратительных ощущений – это то, когда ты осознаёшь, что драка уже закончилась. Мыщцы расслабляются, голова раскалывается, ты продолжаешь потеть, ну и дурно пахнуть, куда ж без этого. А напоследок ты вдруг замечаешь, что из бедра у тебя торчит арбалетный болт. Именно из-за него нам пришлось остановиться.
– Нужно его вытащить, – глубокомысленно сказал Брасти, глядя сверху вниз с крыши, где он отслеживал, не идут ли за нами констебли.
Я мог бы убить его, но для этого моему телу пришлось бы проделать весь цикл заново, а от меня, честно говоря, и так уже пахло хуже некуда. Мы остановились у развилки в переулке и решили немного передохнуть. Лошадям не слишком нравилось на полной скорости огибать углы домов по брусчатке, да и с раной на ноге нужно было разобраться.
Кест посмотрел на меня.
– Как обычно, удар-рывок-затрещина?
Я вздохнул.
– Полагаю, у нас нет времени, чтобы найти лекаря?
Брасти слез с крыши ближайшего дома.
– Они пошли по дворам. Похоже, парни не слишком стремятся нас найти, но их главный, старший констебль, тот, что тебя подстрелил, гоняет их в три шеи. В общем, через несколько минут они сюда доберутся.
Проклятье.
– Значит, удар-рывок-затрещина, – согласился я, заранее содрогаясь от того, что меня ждет. – Только в этот раз бей сильнее, Брасти.
Кест полил водой рану, заставив меня зашипеть от боли.
– Ты только в этот раз не кричи, – предупредил Брасти. – Мы же не хотим, чтобы нас поймали.
Пока я молился святому Загеву, Вызывающему слезы песней, чтобы он спустился хотя бы разок и познакомился с моим добрым другом Брасти, Кест крепко ухватился за древко и кивнул напарнику.
Прием «удар-рывок-затрещина» изобрели мы втроем какое-то время тому назад. Получив множество ранений, ты начинаешь понимать, что тело не может чувствовать боль в разных местах одновременно. Например, если у тебя болит зуб и вдруг кто-то бьет тебя в живот, то ты сразу же забываешь о зубной боли.
В общем, работает это так: Брасти бьет меня кулаком в лицо, Кест в это время вытаскивает стрелу из ноги, и потом Брасти дает мне еще одну затрещину, такую, чтобы мозг не успел отреагировать на боль в ноге и я не заорал благим матом.
Я все-таки заорал.
– Тс-с-с! Тише, Фалькио, – прошептал Брасти, маша пятерней перед моим лицом. – Они нас могут услышать. Крепись!
– Я же просил бить сильнее! – возмутился я; перед глазами все еще плавали звездочки.
– Сильнее с этого угла не смог: Кест мне помешал.
– Ты бьешь как девчонка.
Кест перестал бинтовать мне ногу и сказал:
– Почти треть плащеносцев короля Пэлиса были женщинами. Многих из них ты сам обучил. По-твоему, они плохо дрались?
Всё так и есть, но в тот момент мне было не до семантики.
– Они дрались как разъяренные чертовы святые. А Брасти дерется как девчонка, – проворчал я, придерживая край бинта, пока Кест накладывал на рану еще один кусок ткани.
– Ну что, полагаю, теперь отправимся в Бэрн? – спросил Брасти.
Я поднялся. После перевязки нога болела гораздо меньше: теперь боль была не жгучей, а дергающей.