Клинок Судеб

Время от времени молодые парни пытались разжечь горн, и сделать хоть что-то, но ремесло не давалось без науки. Это только на первый взгляд казалось, что тут сложного? Бери заготовку, суй в раздутый горн, потом побей её молотком, вот и получится меч или кинжал, а на самом деле не так всё и просто. Пробовали, они пробовали, да и закинули окончательно все попытки, приобщиться к кузнечному делу. Всего лишь один паренёк, совсем ещё молоденький смог выковать мало-мальски приличный нож, но такая работа для него была непосильной, уж больно тяжёл, оказался молот, да и меха не просто было раздувать, так и забросил он свои эксперименты. Но кузнецкое дело ему понравилось. Он частенько прибегал в заброшенную кузню и долго сидел возле остывшего горна, представляя себя взрослым кузнецом.

Парнишку звали Вилянд, хотя до четырнадцатилетия и наречения ему ещё было далеко. Он и раньше, когда здесь работал Крохар, а потом появился Ядрей, часто приходил на кузню, садился в уголке и наблюдал, как работают мастер с подмастерьем. Приглядывался к тому, какого цвета должен быть металл, как правильно держать молот и молоток, как и с какой силой, бить по наковальне. Мальчуган оказался смышлёным, и, не смотря на то, что кузнец с подмастерьем ему специально ничего не показывали, и не рассказывали, он ловил отдельные фразы, отдельные движения.

Вот и в этот день он прибежал в кузню далеко за полдень, сел в привычный для него угол и начал вспоминать, как работали Крохар с Ядреем. Вспоминал, вспоминал, да так и заснул в своём уголке.

Ядрей и Синга подошли к деревне ближе к полуночи, они пробрались на окраину, именно там, где стояла кузня и потом ещё долго лежали в кустарнике, на опушке леса, присматривались и вслушивались в тишину. Ночь на севере летом совсем короткая и не такая тёмная, как в родных краях Ядрея, поэтому нужно было спешить. Кузня, как и прежде, выглядела совсем заброшенной, за то время, пока они наблюдали ни огонька, не загорелось внутри. Ни кто не подходил к ней и, ни кто не выходил из неё. Наконец парень решился.

— Я пойду, а ты лежи здесь и жди, если что-то пойдёт не так, и меня поймают, уходи на болота, они за тобой точно не пойдут, да и дороги ни кто не знает. — Прошептал он на самое ухо девушке.

— Ядрей, а может не надо? Может ну его этот кинжал?

— Нет, я должен забрать его, пока они не развалили кузню и не нашли клинок.

— Но зачем он тебе? Ты же можешь сделать точно такой сам.

— Синга, он ко мне пришёл. Ты помнишь? Сам пришёл. Этот кинжал сделал для меня дед и подарил мне на совершеннолетие, я не могу бросить его здесь.

— Хорошо, иди, — согласилась девушка, — только будь осторожен.

— Я быстро, но ты, если что уходи.

— Хорошо.

Ядрей поднялся с земли и крадучись направился к кузне. Он постоянно останавливался и оглядывался, реагировал на каждый шорох и посторонний звук, а таких в летней ночи бывало множество. Но наконец, он добрался до дверей кузни, легонько потянул их, двери поддались и приоткрылись без скрипа, мысль о том, что петли кто-то постоянно смазывал, промелькнула, но не задержалась надолго. Парень лёгкой тенью проскочил в образовавшуюся щель и тут же направился в дальний угол кузни, за горн, туда, где он спрятал кинжал. Тайник оказался не тронутым, клинок лежал на месте. Ядрей достал его и присев на топчан, где провёл далеко не одну ночь, стал рассматривать нож. Лезвие отливалось холодным белым сиянием в тонком луче лунного света, проникавшем через небольшое окошко, над самым топчаном. Луч скользил по металлу, преломляясь на гравировке и отражаясь от неё.

— Что же такое дед Горазд, начертал на тебе? — Прошептал Ядрей, спрашивая скорее себя, чем клинок. — Ведь не просто узор это, слова здесь какие-то, да вот только не разобрать мне, что за слова, не наша это речь, а и буквы не наши. Откуда старый Горазд знал эти слова? А может и не ведал вовсе, что писал? Может так предвиделось ему это? — Тут Ядрею показалось, что на последние вопросы, клинок как-то по-особенному подмигнул ему лунным светом, как будто отвечал. — Что рассказать мне что-то хочешь? — Спросил он, обращаясь к кинжалу, тот вновь мигнул и как будто засветился уже не отражённым, а своим, внутренним светом. — Нет, брат, ты просто кусок железа, пускай хорошо сделанный, но всё-таки кусок железа и не можешь ничего мне говорить. — От этих слов кинжал обиделся, и стал совсем чёрным, теперь от него не отражалось ни единого блика. — Что не нравятся такие слова? — с удивлением в голосе спросил парень. Ладно, пускай, не стану с тобой сейчас спорить, пошли домой.

Он протёр клинок и положил его за голенище мягкого сапога. Поднялся, и собрался было, уходить, когда какой-то шорох в углу возле горна остановило его. Выхватив кинжал, он сгруппировался и медленно, крадучись пошёл в направлении звука.