Клинок Ворона

— Нет. Так звали того, кто поднял бунт. Легенды гласят, что когда-то в один из поселков пришел странник, назвавшийся Вороном. На вопрос: «Откуда да ты?» ответил: «С севера». Никто не помнит, как он выглядел — картин никто с него не писал, а свитки того времени погибли в пожарах. Кто-то говорил, что это был один из оборотней, кто-то утверждал, что из ольтов — а точно никто и не знал. Слишком много воды с тех пор утекло.

— А что дальше?

— А дальше началась война. Ворон оказался отличным командиром, и даже вся сила сабиров, вместе взятая, не смогла остановить ведомые им войска. Говорили, что у него дар особый — людям глаза затуманивать, лишать их той самой силы, вынуждать сражаться простой сталью. Под его крыло собрались все — таиры, ольты, оборотни, даже сэты. Они огнем и мечом прошли по Дарну, сметая наспех собранные войска сабиров. Люди бежали с их пути, оставляя города. Война длилась десять лет — сабиры шаг за шагом отступали на запад, к устью Сагона. А потом Ворон проиграл решающую битву. Никто так и не знает, почему он отказался идти на соединение с таирскими частями. Его убили на подступах к Звенящему лесу. Там же и осталась лежать большая часть армии восставших. Остальных планомерно добили. Уцелели единицы. Они добрались до своих родов, чтобы поведать о поражении. Это был первый и последний бунт. Больше никто не решался идти против людской воли. Сабиры переселили остатки родов еще дальше на север. Теперь мы выплачиваем им дань. Вот и вся история.

— Ты говорил, сабиры владеют силой? — просто так отпускать рассказчика я не собиралась, пока в моей голове все окончательно не разложится по полочкам. — Что это? Как они ее используют? Объясни! И почему все думают, что я...

— Я не могу объяснить то, чего не знаю. Тебе видней, сабира. В тебе это есть, — Айс слегка поклонился, уже без издевки и лицедейства, просто признавая факт.

Не могу сказать, что такая новость меня обрадовала. Этот мир оказался сложнее, чем это виделось сначала. Ладно, будем по-прежнему считать, что сила — в ньютонах.

— А нож? Ты сказал, он принадлежал Ворону?

— Да. Ему или одному из его ближайших соратников. Клеймо на клинке — его знак. Точно такой же был на знаменах.

— Сколько стоит этот нож?

— Он бесценен. Очень давно Верховный Круг сабиров разыскивал все связанное с Вороном, даже тарелки, с которых он ел. За такие мелочи предлагали больше воза золота. А уж оружие... — Айс усмехнулся. — Этот нож стоит пары баронских замков со всем их содержимым, а может и больше.

— Примерно в эту сумму и оценивается спасение моей жизни, — дарить ножи было привычно. — Долг платежом красен, работа не волк, в лес не... нет, это не оттуда. Ты возьмешь у меня нож, и я уеду в Крат, с белой, как после химчистки, совестью.

Айс усмехнулся и причесал пятерней волосы:

— Нет. Не возьму. Такие вещи не любят менять хозяев, и я не уверен, что, взявшись за рукоятку, останусь цел. Не зря же нож прятался от меня — ведь я так и не смог разглядеть его среди вещей сабиры, а они не столь многочисленны.

— Тогда мне нечем расплатиться, — призналась я.

— Достаточной платой будет память сабиры. Если с того момента, как караван покинет поселок, ты забудешь о его существовании, то свой долг можешь считать полностью оплаченным, — после некоторых раздумий сказал Айс.

— По рукам. Надо дать клятву или еще что-то?

— Слово сабиры — закон, — ритуальная фраза послужила мрачной точкой в финале вечера.

Целую ночь, проворочавшись на жестких досках, я обдумывала услышанное. Вопросов оставалась уйма, один важнее другого. Одно ясно точно — больше никаких прогулок по поселку: дразнить этих «гусей» не только глупо, но и опасно. Уверенности в том, что Айс сможет меня защитить, не было и в помине. Конечно, вечерняя беседа несколько сгладила впечатление от подслушанного разговора, но осадок остался. Во всяком случае, в ушах до сих пор звенел холодный голос оборотня, спокойно перечисляющий причины, по которым меня пока нужно оставить в живых.

* * *

Время в поселке тянулось медленно, словно занудная телепередача про быт и нравы народов Чукотки. Ареал моего обитания теперь ограничивался лачугой, кузней и территорией в двадцать метров между первым и вторым. Я, со скорбным выражением на морде, бродила между этими двумя доступными объектами, изо всех сил придумывая занятие. Как всегда, занятие пришло само. В тот момент, когда я уже была готова взвыть от скуки, в деревню вернулась стая.

Волки не жили здесь постоянно — еды в поселке и на равнине не было, и им приходилось отмахивать целые лиги льда, до ближайшего леса, который располагался восточнее Крата, во владении одного из местных баронов. В тех местах была хорошая охота, словно все зверье, не способное выжить на пустоши, эмигрировало именно туда. Правда, егеря в тех лесах тоже водились, и в немалом количестве.