Клио и Огюст. Очерки исторической социологии

Лучше всего эта особенность древнерусского общества выражена В. И. Сергеевичем: «Древняя Русь не знала сословий. Они народились только в московскую эпоху; во времена предшествовавшие можно наблюдать лишь слабые их зародыши. До образования Московского государства всё население русских княжений, с точки зрения права, представляло единообразную массу, разные слои которой отличались один от другого достоинством, а не правами и обязанностями. Сословных различий, привязывающих известные классы общества к известным занятиям, еще не было: от князя до последнего свободного всякий мог быть воином, чиновником, иметь поземельную собственность, заниматься торговлей, промыслами. Каждый имел право на всё, но одному удавалось больше, чем другому, а потому он и выделялся как человек “лучший”; кто оставался позади всех, тот характеризовался эпитетом “меньшего” человека. Таким образом возникла целая лестница качественных различий одного и того же рода свободных людей. Ступеньки этой лестницы не были замкнуты: по мере улучшения фактической обстановки человек сам собою поднимался на следующую ступень и наоборот»[190].

Мы позволили себе столь обширную цитату потому, что помимо утверждения независимости социальной стратификации от государства, В. И. Сергеевич высказывает весьма ценное соображение по вопросу, сложность которого была отмечена нами выше. А именно по поводу основ структурирования или критериев деления древнерусского общества. Как было уже сказано, единого критерия не существовало, определить его невозможно. Но понять господствующий принцип, «философию» их подбора, который существовал в древнерусском общественном сознании, вполне можно. Социальные группы отличались одна от другой достоинством. При всем разнообразии это критерии качественные. То есть неформальные, наглядные для восприятия. Фактически та же особенность средневековой ментальности нашла отражение в теории «исторических типов» В. О. Ключевского. В прочитанной в Училище живописи и ваяния лекции «О взгляде художника на обстановку и убор изображаемого им лица»[191] ученый показывает, насколько тесно социальное положение человека было связано с образом жизни, бытом, одеждой. «Внешними признаками резко отмечались и различались целые классы людей, общественные состояния»[192]. Естественно, одежда и быт сами по себе критериями не являются, это лишь маркировка. Но сам факт, что для того чтобы «отмечать» социальные группы, был выбран абсолютно внешний признак, уже о многом говорит. К качественным, неформальным критериям можно отнести, например, богатство, происхождение, место жительства, профессию и пр. Социальные группы выделялись (группировались) по одному или сразу нескольким критериям.

Как было уже замечено, одной из самых древних, распространенных и устойчивых конструкций в человеческой психике является противопоставление «свои – чужие». Это бинарная оппозиция, при помощи которой новорожденный ребенок производит первую ориентацию в мире, а первобытный человек в далекой древности сделал первый шаг к развитию сознания. Она и сегодня продолжает оставаться определяющей в социальном мировоззрении. В древнерусском обществе с данным противопоставлением теснее всего оказался связан термин «люди». «Люди» – это земледельческое, ремесленное и торговое население земель-волостей, основная масса свободного населения, как городского, так и сельского[193]. Слово «людинъ» происходит от корня `leudh– ‘расти’, при помощи которого древние индоевропейские общности обозначали сферу «своего», «свободного», противопоставляя ее сфере «чужого» и «враждебного»[194].

В памятниках древнерусской письменности область значений этого слова находится примерно в том же русле. В. В. Колесов определяет его смысловую нагрузку в русском языке X–XIII вв. следующим образом: «Люди – самостоятельные, способные к какому-либо делу мужи, свободные и “свои”, объединенные общим вождем и предприятием, подвластные светскому закону»[195].