Праздновали возвращение Сасаки из зарубежной поездки, поэтому я пришел домой в одиннадцатом часу. Как оказалось, жена ушла вечером. Я предположил, что, скорее всего, она пошла в кино, и занялся в кабинете своим дневником. В одиннадцать ее все еще не было. В половине двенадцатого позвонила Тосико: «Папа, не можешь зайти?» – «Куда?» – спросил я, «Ко мне, в Сэкидэн». – «Где мама?» – «Здесь». – «Уже поздно, скажи, что пора домой, Бая уже ушла, я один», – сказал я. Она быстро зашептала в трубку: «Мама упала в ванной! Надо позвать врача Кодаму!» – «Кто там кроме тебя?» – спросил я. «Мы втроем... После объясню. Мне кажется, надо как можно быстрее сделать инъекцию. Если ты не можешь прийти, вызови Кодаму». – «Не надо тревожить Кодаму. Я сам сделаю укол. Приди присмотреть за нашим домом». У меня было в запасе достаточно витакамфары, поэтому я сразу вышел из дома, не дожидаясь, когда придет Тосико. (Мельком кольнуло: а что, если именно сейчас у меня случится, как давеча, провал в памяти?) Я знал адрес, но в самом доме еще не был. Тосико ждала перед воротами и сразу же через сад провела меня к флигелю. Сказала: «Ну ладно, пойду присмотрю за вашим домом» – и тотчас ушла. Меня встретил Кимура: «Простите, что пришлось вас потревожить». Я не стал его расспрашивать. Но и он, со своей стороны, ни словом не обмолвился о том, что произошло. Мы оба чувствовали себя неловко, поэтому я торопливо начал готовить укол. На циновках перед роялем была разложена постель, на которой мирно спала жена. Низкий чайный столик возле нее был беспорядочно заставлен стаканами и тарелками. Кимоно и накидка жены висели на украшенных искусственными цветочками и ленточками вешалках, какими дочь пользуется для своих европейских нарядов, жена спала в одном исподнем кимоно. Несмотря на возраст, она любит яркие вещи, но это кимоно выглядело как-то особенно вызывающе. Может быть, впечатление усиливалось необычностью места и времени. Пульс был таким же, как всегда в подобных случаях. «Мы перенесли ее вдвоем с вашей дочерью», – вот все, что сказал Кимура. Ее наскоро вытерли, но кимоно лепилось к телу, еще сохранявшему влажность. Тесемки не были завязаны. Больше всего меня удивило, что ее волосы были распущены и разметаны, так что ворот кимоно весь промок. До сих пор, когда она падала в обмороку нас в ванной, волосы были неизменно подобраны и не спускались на плечи. «Может, так больше нравится Кимуре», – подумал я. Было видно, что Кимура чувствует себя здесь как дома, он принес из ванной таз и все, что необходимо, вскипятил воду, помог продезинфицировать шприц... «Нельзя оставлять ее здесь», – сказал я спустя примерно час. «Хозяева ложатся рано, поэтому мадам вроде бы ничего не знает», – сказал Кимура. Пульс более-менее восстановился, я решил везти жену домой и попросил Кимуру вызвать такси. «Я смогу донести до машины», – сказал Кимура, подставляя спину. Я приподнял жену и, как была она в исподнем, взвалил Кимуре на спину, снял с вешалок верхнее кимоно, накидку и набросил на жену. Мы пересекли сад, добрались до такси, ожидающего за воротами, и вдвоем втащили жену на сиденье. В машине было тесно, Кимура поместился спереди. Исподнее кимоно, как и вся одежда, пропахли коньяком, так что в такси было не продохнуть. Я обнял сбоку жену уткнувшись лицом в холодные волосы, и, сжимая в руках ее ноги, поцеловал. (Кимура вряд ли мог видеть, но наверняка что-то почувствовал) Когда мы отнесли жену в спальню, Кимура сказал: «Уверяю вас, прошедшим вечером не произошло ничего предосудительного. Ваша дочь в курсе всего», затем спросил, нужна ли его помощь. «Нет», – отрезал я. Когда Кимура ушел, я вспомнил, что Тосико должна находиться в доме, заглянул в гостиную, в ее комнату, но она уже ушла. Когда мы выгружали Икуко из такси, она, кажется, топталась в прихожей и, видимо, тогда же, не сказав ни слова, ушла к себе в Сэкидэн. Я сразу же поднялся в кабинет, торопясь записать события прошедшего вечера. Пока я писал, воображение рисовало то безграничное блаженство, которое мне предстояло испытать через какую-то пару часов...
