Ключ

Сатсанг.
. . . . . . . Так называется беседа,
Неспешная беседа о предметах
Высоких и священных.
. . . . . . . . . . . . . . . . В Гималаях
Я вел ее на берегу реки.
Биас гремел и, отражая солнце,
Глаза нам резал блеском нестерпимым.
Мы на земле сидели.
. . . . . . . . . . . . . . . . А над нами
Березы и магнолии смыкались,
Даруя нам спасительную сень.
И тот, кого махатмой именуют,
Скрестив босые ноги, говорил:

«Поскольку все, что видим мы, священно,
Пусть будет темой наших размышлений
Обычный лед.
. . . . . . . . . . . . Вот этот лед».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Рукою
Он указал на горную вершину,
Увенчанную гладким ледником.

«Рассмотрим лед медитативным взором.
Я думаю, вы согласитесь:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . в нем
Материя свою являет косность.
Инертен он, и неподвижен он.
Но солнце накаляет атмосферу.
И что же лед?
. . . . . . . . . . . А он теперь не лед.
Он стал текуч, он стал теперь подвижен.
Он сделал шаг вперед и, изменившись,
Возвышенные свойства приобрел.
Теперь он для растений и животных
И для людей — живительная влага.
Сокрытое теперь раскрылось в ним.
Но подогреем воду.
. . . . . . . . . . . . . . . Что же дальше?
Шаг новый ввысь:
. . . . . . . . . . . . . . лед превратился в пар.
Невидим он, и он теперь подвижней,
Чем горных рек стремительный поток.
И он такою обладает силой,
Что может двигать грузные суда
И заставлять работать механизмы.
Но это не предел.
. . . . . . . . . . . . . . Есть жар огня,
Который скрыт в глубинах и который
Пар превращает в перегретый пар
(За неименьем термина другого
Употребляю слово «перегретый).
Когда прорвутся воды океана
К огню подземному, бушующему в сферах,
Подобно магме солнечной, —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . тогда
Планету сотрясают катаклизмы.
И горы поднимаются над сушей,
И суша опускается на дно.
Вот что такое перегретый пар,
Еще не покоренный человеком.
Но не забудем об исходной точке
Беседы нашей.
. . . . . . . . . . . . Перед нами лед.
Все тот же лед, но лед преображенный.
И это не конец метаморфозам.
Условья новые — и новый шаг вперед,
И говорить должны мы об эфире,
Заполнившем межзвездные просторы.
Наш бывший лед теперь уж повсеместен,
И он обрел космическую мощь.
Еще ступенью выше —
. . . . . . . . . . . . . . . . . и свершилось.
И перед нами чудо из чудес:
Лед наконец становится частицей
Той величайшей сущности единой,
Что называют словом —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . Абсолют.
Напоминаю, вынужден напомнить,
Что этот термин, как и все, условен.
Для нас он символ, олицетворение
Единства всех космических начал.
Итак, какой мы получаем вывод:
Любая вещь, которую мы видим,
Есть Абсолют.
. . . . . . . . . . . . Она, пройдя этапы
Непостижимо сложного развитья,
Преобразует внутренние свойства
И может быть возвращена к истоку,
И может быть возвращена к себе.
Но если так, то мы должны признать:
Разъединенье с Абсолютом —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . майя.[1]
Лишь связью с ним вселенная жива.
Но если так, то это означает:
У человека нет важней задачи
Чем ощутить слиянность с Абсолютом.
В сиянье Абсолюта раствориться,
Но не затем, чтоб в нем навек исчезнуть,
А чтоб себя и мир преобразить».

Махатма замолчал.
. . . . . . . . . . . . . . . Звенели птицы.
Шуршали ящерки и шлепались на землю
С камней, залитых солнцем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но ничто
Не нарушало нашего безмолвья,
Не прерывало нашей тишины.
Над ледником, подернутым туманом,
Вздымалось облако, и медленно парило,
И уходило плавно в синеву…