Ключ Давида

– Что ж, молодые люди, я вам расскажу, что знаю о Золотых воротах. Конечно, не о тех, которые вы нынче видели, это новодел, а о настоящих. На самом деле, будут целых две истории. Но начать придется, как говорили римляне, от яйца. Вы, конечно, знаете, что первые известные нам ворота с таким названием построены в Иерусалиме?

Джордан кивнул головой. Он уже привык к долгим вступлениям и терпеливо ждал, когда профессор перейдет к тому, ради чего они сюда пришли. Гринберг удовлетворенно кивнул в ответ и продолжил свою мысль.

– Упоминания об этих воротах и их предназначении имеются в книгах Ветхого Завета. Там написано, что через них в Иерусалим явится еврейский Мессия, чтобы спасти народ Израиля и воскресить праведников. Христиане считают, что предсказание относится к Сыну Божьему, который въехал этими воротами на осле в священный град, чтобы умереть на кресте и затем воскреснуть. Но он же должен прийти второй раз, а ворота замуровали мусульмане. Да еще задолго до этого был разрушен иерусалимский храм, и получается, что Спасителю негде объявить о страшном суде. Что делают христиане? Они строят подобие Иерусалима в Константинополе, строят Золотые ворота, строят Собор святой Софии (а София – это что? Это мудрость Господня!), чтобы Христос во второй раз явился именно там. Этим они обеспечивают себе спасение. Но что-то произошло такое, что заставило христиан искать опять-таки новое место для второго пришествия.

Вера и Джордан переглянулись, но ни один из них не решился перебить профессора. Тот продолжал:

– Теперь взгляды всех авраамических религий (а это что? Это иудаизм, христианство и ислам!) обращены на Киев. Помните предание о том, как князь Владимир выбирал веру для Руси? К нему пришли иудеи, мусульмане и христиане, западные и восточные. Дело было в 988 г. И Владимир выбрал греческое христианство. Почему? Я так думаю, потому, что греки объяснили ему, что его город может стать градом святым, через который явится Спаситель вершить суд в конце времен. Зная святость Царьграда, Владимир согласился. Принять у себя Бога живого! Что на таком уровне могли ему предложить евреи и арабы? У католиков был свой святой город – Рим, и Русь им нужна была как богатая провинция для папского престола. Итак, выбор был сделан. Перуна с Белесом и прочими столкнули в Днепр, волхвов порубили в капусту и начали-таки строить новый мир.

Профессор взял трясущейся правой рукой чашку с остывающим чаем и шумно отхлебнул. Вера с Джорданом тоже сделали по глотку. Чай отдавал какими-то лекарствами, то ли валерьянкой, то ли валокордином. Похоже, что старинный дубовый буфет, из которого Белла доставала заварку, служил еще и аптечкой. Поставив чашку, Исай Яковлевич попытался разгрызть сухарик, но тот плохо поддавался. Тогда, затолкав его языком за щеку, профессор снова заговорил. Правда, теперь его речь стала слегка неразборчивой.

– Эти чашки еще с войны. Память. Когда началась война, мне было 14 лет. Отец в первый день ушел на фронт, а мы с матерью поехали в эвакуацию в Куйбышев. Там жил мамин брат, дядя Лева, он был главным инженером на заводе боеприпасов. Эвакуированным полагался маленький паек, вот такой кусок хлеба, по карточкам. Я все время хотел есть. И дядя устроил меня на завод. После школы я выходил в вечернюю смену. Работал я на участке травления, это очень вредное химическое производство, многие там болели, кашляли. За год двух молодых работниц схоронили, Нину и вторую… не помню, как звали, а были – кровь с молоком! Мама просила брата, чтобы он меня перевел в другой цех, но он не стал этого делать, наверное, не мог, и пришлось мне два года проработать, как я называю, на химии. Зато мне давали повышенный паек, и в доме была еда. Да еще я перевыполнял норму, и однажды мне дали премию – отрез материи. Но она оказалась ярко-голубого цвета, штаны не сошьешь, и мать отнесла материю на рынок, обменяла на два кирпичика хлеба. Окончив школу, я пошел в железнодорожное училище, работал помощником машиниста. А уж после войны, когда мы с мамой вернулись в Киев, поступил учиться в университет. Отца с войны мы так и не дождались, вот только осталась фотография, он прислал с фронта, – Гринберг достал из кипы старых выцветших снимков фотографию. Мужчина в офицерской форме сидел на бревне с аккордеоном в руках в окружении товарищей. Было немного странно видеть молодого, полного сил отца и дряхлого старика-сына. Казалось, должно быть наоборот, но…