- Тогда я больше не усну, если ты на меня будешь так смотреть.
- А я всегда на тебя смотрел.
- Неправда, за все это время ты и обратился ко мне от силы два- три раза.
- Но думал о тебе я всегда.
- Правда?
- Правда. А бабочка пусть останется в твоей памяти белым цветком нашей любви.
Сейчас такая же бабочка сидела на бурке, что прикрывала голову Садияра, и все, кто стоял рядом с телегой и причитал, не отрываясь смотрели на нее. Только Дали Гурбан продолжал жалобно скулить, сидя у заднего колеса телеги. Испуганно смотрел он на людей, и горе его было сравнимо с горем собаки, потерявшей хозяина.
Глава восемнадцатая.
В смерти Садияр-аги многое было неясно. Жил он тихо, во всяком случае, после женитьбы на Айше и рождения дочери он из деревни почти не выезжал, если не считать нескольких деловых поездок в Тифлис. Поэтому то, что труп Садияра нашли так далеко от Сеидли, на эриванской дороге, было странным. Савелий Петрович - следователь по особо важным делам, приехавший позже всех тех, кто шел за повозкой, на которой привезли останки покойного, очень быстро при помощи своих людей выяснил, что Садияр дома не ночевал, и еще вчера утром выехал по каким то делам в Дилиджан.
Агентурная сеть была гордостью Савелия Петровича. Она охватывала каждое село, каждую мельницу и каждую чайхану во всей округе. На ее материальную поддержку он, еще в 1915 году, добился разрешения самого губернатора. Средства, правда, были небольшие, но, тем не менее, даже за эти гроши измученные, голодные люди из местных, готовы были служить верой и правдой, докладывая Савелию Петровичу о каждом значительном с их точки зрения событии в их селе. Все это помогало Савелию Петровичу быть в курсе всего происходящего, значительно снизить показатели правонарушений, причем настолько, что пришло специальное циркулярное письмо из Департамента, предписывающее дать подробнейшее описание его методов работы с целью его применения на всей территории Российской империи.
Странным было то, что после смерти Хумар и Зии Садияр ни разу не выезжал в Дилиджан. Во всяком случае, об этом никому не было известно. Еще Савелий Петрович успел точно установить, что пуля, убившая Садияр-агу, была пущена с большого расстояния и как назло угодила прямо в висок покойного, не оставив ему шанса уцелеть. Это же подтвердил и доктор Мишин, все еще тюремный врач и медицинский эксперт по совместительству, с которым Савелий Петрович Львов уже долгое время дружил и почти не расставался ни на работе, ни после, благо квартиру он снимал недалеко от дома, где жила семья Иннокентия Федоровича, и часто летние вечера они коротали вместе, распивая чаи и беседуя, сидя под большим айвовым деревом со столь густой кроной, что она не только защищала от знойных солнечных лучей, но и от внезапного дождя. И пока жены их вместе что-то готовили на ужин, а дети бегали по саду, они обменивались последними новостями.
С того дня, как им пришлось вместе расследовать дело о смерти некоего Гуламали, они прониклись искренней симпатией друг к другу, хотя в начале Савелий Петрович и приходил в ужас от методов работы доктора Мишина. Но сейчас господин Львов полностью доверял выводам и заключениям Иннокентия Федоровича, был уверен, что он не поступится своими профессиональными обязанностями, если они могут нанести урон его репутации, и не будет педантом и буквоедом в тех случаях, когда этого можно избежать. Вот и сейчас он представил господину Львову заключение, составленное на основе осмотра тела покойного Садияра в мечети, где его должны были омыть прежде чем по мусульманскому обычаю завернуть в кусок белой материи - кефан, открывать который уже никому не позволительно. В мечети доктора Мишина хорошо знали, и хотя, как представителя другой религии, его не должны были пропускать внутрь, они позволили ему делать свое дело. Все понимали, что он зашел сюда не ради праздного любопытства, и всячески старались ему помочь.
Пуля, как определил Инокентий Федорович по оставшемуся на виске покойного характерному отверстию, была выпушена из ружья с большого расстояния. Столь большого, что, попав в голову покойного, она застряла там, но к сожалению, полностью выполнила свою зловещую задачу. Пулю Инокентий Федорович вынимать не стал, в этом он не видел надобности. Правда, он читал недавно, что в Европе по характерным насечкам на пуле определяют, из какого ружья был произведен выстрел. Но относился он к этому скептически. Да и до Европы отсюда далеко, хотя и чисто азиатского здесь было маловато. Так, всего понемножку. Ну, вынет он эту чертову пулю, а кто будет определять ее происхождение? Кто проверит, у кого какие винтовки? Тут сплошь и рядом привозят, увозят, дарят и покупают оружие. А учета - никакого. Сколько раз он предлагал начальству составить учет стрелкового оружия. Даже, если не изменяет память, лет шесть назад, написал об этом раппорт в Петербург. Куда там, все чинят препятствия, даже российские дворяне, а что тут говорить о местной знати.