Ключ дома твоего

- Ничего. Он уходил в Мадрид вместе с нами, ни разу не выстрелив из своего ружья, что висела за спиной, дулом вниз. Никто не сказал нам что-либо, но презрение читала я в глазах женщин, что окружали меня. Много мужчин из нашего села погибло в том бою, но ни матери, ни жены их не пролили слезы по ним, с гордостью говорили они о своих погибших мужчинах. А мне приходилось прятать глаза. В ту ночь я в первый раз не пришла к Роберто, оставшись с первым же мужчиной, что позвал меня. Я даже имени его не знала. Мужчину того я больше не видела, а может, видела, не знаю. Просто не узнаю я его. А наутро, когда я вернулась, Роберто лишь грустно посмотрел мне в глаза, ничего не сказал, и за это я возненавидела его еще больше. Тогда, если бы он меня ударил или даже избил до смерти, я бы целовала его руки. Я еще готова была ему все простить, но у него не осталось мужества даже перед собственной женой. А потом были другие мужчины, много мужчин и, он все знал и снова молчал, ибо не вправе требовать мужчина верности от жены своей, если не защитил он дома своего.

...

Разговор этот произошел уже позже, когда они вернулись к своим. А перед этим был бой, жестокий, страшный, и забыли все, что стреляют в брата своего, ибо если помнить об этом, рука дрогнет, и не он, а ты будешь убит в этой мясорубке. И хотя людей на мосту было в два раза больше чем в отряде Эриха, внезапность и быстрота сделали свое дело. Спали солдаты в большой комнате сторожки, когда к ним тихо подползли разведчики и забросали гранатами, а тех, кто выходил, срезали автоматной очередью. Часовых убрали заранее, они и ахнуть не успели, видно, не ждали они нападения с этой стороны. Но все равно без потерь не обошлось, двое из отряда Фархада остались убитыми на мосту, и задело осколком руку Фархаду. Ранение было не страшное, но крови было много, и Габриэлле пришлось туго перевязать ее у локтя. Подниматься к пещере не пришлось, с другой стороны моста послышались автоматные очереди и упали двое солдат выбежавших из окна сторожки и пытавшихся спастись на той стороне моста. А после выстрелов из кустов, что окружала мост с той стороны, показались люди Мигеля. Сам он шел тяжело ступая на правую ногу, опираясь на сук, который держал под мышкой вместо костыля.

- Все в порядке? - спросил его Фархад.

- Спасибо, Эрих, все хорошо.

- Как вы оказались здесь?

- Я знал, что ты придешь.

- А если бы не пришел?

- Значить, тебя больше нет в живых. Помощи ждать неоткуда, и нам надо сражаться самим. В любом случае, сегодня здесь был бы бой.

- Хорошо, теперь уходим. После поговорим, сам идти сможешь?

- За меня не беспокойся.

- Все равно, пусть Аурелино будет с тобой рядом, - и Фархад повернулся уйти.

- Эрих, - снова позвал его Мигель. Фархад остановился и повернул голову в его сторону.

- Спасибо тебе, - услышал он и ничего не ответил.

...

Свой последний день на войне Фархад помнил со всей отчетливостью, каждый миг его запечатлелся в его памяти. С самого утра что-то предсказало ему, что этот день не будет похож на другие. С утра ныло сердце в предчувствии каких-то новостей, с надеждой смотрел каждый раз он на дорогу. Утренний туман, поднимающийся над ущельем, дополнял чувство тревоги и ожидания тяжелыми предчувствиями. Фархад стоял поеживаясь, не столько от холода, сколько от беспокойства, которое царило у него в душе. Подошла Габриэлла, постояла рядом, но видя состояние Фархада, молча удалилась, ничего не спросив. И в этот туман пошли люди. Фархад шел третьим, после него шло еще четверо. Почти час ничего не предвещало беды, тишина была столь глубокой, что закладывала уши, каждый хруст каждый скрип отдавался в тишине и заставлял замирать сердца. И когда показалось, что все страхи были напрасны, и все самое сложное осталось позади, раздался взрыв, оглушительный, страшный, поднявший огромный пласт черной земли и закрывший собой солнце. Последнее, что помнил Фархад, была темнота, которая внезапно наступила, и усталость, сковавшая внезапно все его мускулы.

Глава пятая