Ключ Эдема

– Я вижу по твоим глазам, что слово «страх» тебе неведомо, – Иоанн позволил себе тихий смех, хоть это больше походило на сухой кашель. – Неужто тебе так наскучил наш приют?

– Пойми меня правильно, здесь чудесно, но я истосковалась по общению с живыми людьми.

– Мы недостаточно живы?

Элиана пожала плечами:

– В моем понимании, живые люди – это те, которые не только говорят о грехах, но знают в них толк. Уж прости за прямоту.

Иоанн снова улыбнулся:

– Не извиняйся. Тебя приняли в наш клан не ради целомудрия и послушания.

Девушка дернула плечом:

– Я тоже не за это остаюсь с вами.

– Твоя дерзость сравнима только с твоей честностью, – вздохнул Иоанн. – Но неужели ты не хочешь услышать о своем задании?

– Хочу. Но ты все время меня отвлекаешь, – солнечно улыбнулась Элиана, и монах, несмотря на всю свою привычную сдержанность, не удержался от страдальческого вздоха:

– Преклоняю колени перед терпением моего друга Натана. Если мне достался уже обработанный материал, то каким же несносным попался ему в руки этот кусок глины?!

Он указал на Элиану, будто обращался к невидимому собеседнику. Посерьезнев, Иоанн продолжил, как ни в чем не бывало:

– В Иерусалиме живет один француз. Гвидо де Лузиньян. Этот человек, как и его ближайшие сподручные, нуждается в нашей защите.

– Он сам попросил о помощи?

– Я уже многократно говорил, что о нашем ордене никому неизвестно, и… – Иоанн понял по ее веселому взгляду, что вопрос был простой шуткой, и тяжело вздохнул. – Как я понимаю, тебя не слишком заботит то, кто этот человек?

– От чего мне нужно его защитить? От скуки? От ядовитых змей?

– От ассасинов.

Улыбка вмиг покинула лицо Элианы. К этим религиозным фанатикам, зверям в человеческом обличии, у нее были давние личные счеты. С тех пор, как они убили хозяина Басира, ей не было покоя. Теперь же пусть ей придется защищать от них хоть самого сатану, она сделает это.

– Нам известно, что покушение давно планируется. Удалось узнать имя главного исполнителя. Но мы не знаем, сколько у него людей, и какие методы он собирается применить. Это поручается тебе. Помешай им, защити де Лузиньяна.

Иерусалим. 1173 год

Христианский мир праздновал Рождество. Там, откуда пришли европейцы, которых мусульманские противники назвали усредненно «франки», в эту пору метут метели, от холода и сырости пробирает до костей, и повсюду слышен тягостный кашель больных и вой умирающих собак. Но под жарким палестинским солнцем этот день был таким же знойным, как и все прочие. Разве что ощущалось дыхание ветра из пустыни: песок летел в лица, проникал в окна и под пороги.

В тени палат, которые по роскоши могли соперничать с дворцовыми хоромами короля Амори I, прохлаждалось два рыцаря. Они пили вино, сидя за тяжелым темным столом, и не обращали внимания на пожилого музыканта, который взволнованно выводил лирические мотивы с помощью лютни.

– Клянусь бакенбардами святого Георга, этот проклятый город надоел мне сразу же по прибытии, – хрипло произнес один из них. Он был высок, широкоплеч, с небольшим, но надутым животом, крепкими руками с мускулами, выступающими сквозь полотно, из которого была сшита рубаха. Его светлые волосы имели медный отлив, а усы и борода слегка завивались. – Жемчужина? Святыня? Пусть так говорят те, кто никогда здесь не был. Одна отрада: порезать грязных сарацинов, и то давно не было славной потехи. Последнего мы вздернули еще две недели назад. Забавно он дергался, вопил на своем собачьем языке и обмочился, едва не задев нашего друга Конрада.

– У тебя в бороде уже седина, брат, а ты все еще размышляешь, как мальчишка, который впервые взял в руки меч, – улыбнулся его собеседник. Он был немного выше, его лицо имело тонкие благородные черты, золотистые локоны ниспадали на плечи. Тяжело было поверить, что эти двое – кровные братья. В их манерах и внешности были слишком заметны отличия. – С тобой здесь славно, но мне пора…

Он поднялся, и его собеседник, удивленный поспешностью, ехидно заметил:

– Снова променяешь нашу милую болтовню на эту шлюху?

– Амори…

– Шлюха и есть шлюха! Хоть как ты ее назовешь. К тому же еврейка! Твое лицо словно ангелы слепили, а ты якшаешься со всяким сбродом.

– Чем же плоха еврейка? – миролюбиво поинтересовался мужчина. – Она красива, юна и стройна, ну а все прочее у женщин абсолютно одинаково, что у честной христианки, что у мусульманки, что у язычницы и безбожницы.

– Узнаю моего братца, – хрипло расхохотался Амори – тезка правящего короля Иерусалима. – Иди-иди, тебе уже не терпится поскакать на этой лошадке. Я допью вино без тебя, пока оно не стало горячим.

Златокудрый Гвидо де Лузиньян покинул зал, а его брат, широко раскинув руки и ноги, влил в себя еще один кубок вина. Уронив отяжелевшую голову на грудь, он принялся утробно похрапывать.

Все это время за разговором наблюдала Элиана, прячась под самым потолком среди затейливых колонн, в спасительном полумраке. Она смотрела на тех, кого должна была охранять, и испытывала брезгливость. Но личная неприязнь – не причина, чтобы провалить задание.