Ключ-город

Вместе с другими оглоблинцами Родиона поверстали в полк без придирок. Его богатырское сложение с лихвой искупало недостаток речи. А на маленького барабанщика решительно никто не обратил внимания. Около солдатских котлов постоянно крутились ребятишки из соседних деревень. Их прикармливали, вспоминая своих мальчишек и девчонок, покинутых в родимом далеке.

Только Логин Жихарев с сомнением ткнул Васькá пальцем в грудь, отчего тот отлетел на сажень и растянулся во весь свой росточек.

— Больно уж хлипок, — презрительно сказал литец Бухвостову. — Ежели барабанщик из него не получится, отдай мне в подручные, я его человеком сделаю.

С нарвскими побратимами Сергей Леонтьевич встретился в кружале на краю города. Они трижды расцеловались. Трофим Ширяй, тронутый тем, что сержант по дружбе выставил на стол штоф хлебного вина, умиленно похаживал вокруг. Он поспешил рассказать про эрестферское дело, и выходило так, что теперь в полку ничего не делается без Ширяя, и сам господин фить-маршалк с ним советуется.

— Как же, — подтвердил Жихарев, — у них знакомство самое свойское: Шереметев при всем честном народе нашего Троху по зубам хватил.

— Что ты за человечина, Логин, — рассердился Ширяй, — так не так, не перетакивать стать… — Через минуту Трофим приободрился: — Ну, дай бог, чтобы пилось и елось, а служба на ум не шла!..

Втроем в обнимку отправились бродить по Ладоге. Они вышли к берегу реки. Долго стояли здесь, под осенним ветром. Побратимы вели разговор о минувших битвах, а больше всего — о сражениях, что впереди.

В Ладоге уже в точности было известно, что главную команду над войском принимает Борис Петрович Шереметев. А государь в том войске будет простым бомбардирским капитаном, под именем Петра Михайлова. Ведомо, что он с пятью батальонами и с фрегатами «Курьер» и «Святой дух» поблизости. В Ладоге его надо ждать со дня на день.

Появился же он для всех неожиданно, в крестьянской скрипучей телеге, в сопровождении одного лишь Щепотева.

В тревоге, в беспокойстве на городской вал высыпали воеводы и начальствующие над полками. На скосах вала толпился простой люд. Многие впервые видели царя и откровенно посматривали, не покажется ли хвост из-под короткого солдатского мундира. Ведь говорят же — чертово отродье.

Петр сидел на телеге, болтая длинными, в нитяных чулках, ногами. Поравнявшись с Шереметевым, не останавливая лошадь, соскочил на грязную дорогу. Щепотев натянул вожжи, когда Петр уже подошел к фельдмаршалу и обнял его. У Бориса Петровича съехала набок треуголка и ныла щека, прижатая к жестким суконным отворотам, но он боялся пошевелиться.

Отпустив фельдмаршала, бомбардирский капитан слушал, что говорили встречающие. Он смотрел поверх голов. Увидел Бухвостова и помахал ему зажатыми в кулак шапкой и париком. Парик он не надевал, вытирал им потное, запыленное лицо. Коротко остриженные черные волосы торчком дыбились на макушке.

Сергей Леонтьевич мысленно отметил, что государь после долгого пути еще больше исхудал, но бодр. Черная от загара шея истончала, а щеки остались округло одутловатыми. Появилась привычка пощипывать усы.

Щепотев, разворачивая коня, чуть не наехал на Бухвостова.

— Леонтьич! Садись, покажи, где шереметевское подворье.

Михайла Иванович выпрямился в повозке во весь рост, взмахнул вожжами. Повозку сильно трясло на разбитой дороге. Бухвостов упрашивал:

— Угомонись, право! Опрокинемся, расшибемся.

Въезжая в подворье, чуть ворота не снесли. Щепотев бросил конюхам вожжи, облапил Сергея Леонтьевича.

— Ну, здравствуй, мил дружок.

Бухвостов рассказал ему, что здесь и Жихарев и Ширяй. Пошли их разыскивать.

О пережитом за эти месяцы, о трудной дороге, начатой у Белого моря, Михайла Иванович рассказывал мало. Главное — что дорога подходит к концу.

В воинском походном журнале записано было о ней всего несколько строк:

«От города Архангельского учинили морем транспорт… мимо Соловецкого монастыря к деревне Нюхче, а оттоль сухим путем до деревни Повенца через пустые места и зело каменистые. А пришед в Повенец, где было изготовлено несколько карбасов, абаркировались на оных через Онежское озеро, и рекою Свирью, до деревни Сермаксы, у Ладожского озера лежащей…».

Позади — могилы на «государевой просеке», горбатые отмели Онеги, ревущие Сиговецкие гряды на Свири.

На Свирской пристани Петр несколько дней ждал, когда уляжется разбушевавшаяся буря. Но так и не дождался. Велел князю Михайле Михайловичу Голицыну вести батальоны, а двум фрегатам с флотилией озерных ладей, забранных у рыбаков, при спокойной погоде начать последний переход. Сам же, взяв сержанта Щепотева за возницу, укатил в Ладогу.

— Теперь ждите, — говорил Щепотев друзьям, — здесь не засидимся.

В ночь войска снялись и двинулись вперед. Слабо светила луна. Дул ветер — сиверок, ровный, разлетистый, какой бывает только над большим простором.

Волны с гулом ложились на берег. Рядом с дорогой тяжко ворочалась вода. Временами она захлестывала колею.

Ждан догнал Бухвостова.

— Господин сержант!

— Чего тебе?

— Эвона воды сколько, не оглядеть. Это и есть море? Настоящее море?