Ключ-город

С первых слов на батарее раздался хохот, который не смолкал до конца чтения. Шлиппенбахша в жалостливых выражениях писала о «великом беспокойстве от огня и дыму», о «бедственном состоянии, в котором обретаются высокородные жены господ офицеров». Супруга коменданта просила, чтобы их выпустили из крепости.

— Припекло шлиппенбахшу!

— А чего они, сюда, как блохи, прискакали? Сидели бы в своей Стекольне!

— Жиреют на чужой стороне!

Гневные голоса пушкарей неслись со всех сторон. У Петра шевелились усы. Маленький красный рот скосился и поехал к уху.

Шведский офицер понял свою ошибку. Он снова попросил, чтобы письмо было передано Шереметеву.

— Не имею времени разыскивать его, — сказал Петр, — но знаю доподлинно, что господин мой фельтмаршалк не пожелает опечалить супругов разлукой.

— Господин капитан! — швед поднял руку, готовясь произнести речь.

Но Петр не стал слушать.

— Ежели высокородные офицерши желают покинуть крепость, — бросал Петр жесткие слова, — никто не будет чинить им противства. Но пусть они заберут с собою и своих любезных мужей.

На батарее снова громыхнул хохот, словно рявкнула мортира. Швед закусил губу. Бомбардирский капитан подмигнул. Здоровенный пушкарь черными от пороха лапищами поднес парламентеру наполненную до краев чару. Швед поперхнулся, но выпил до дна.

Неотрывно глядя на великана с шевелящимися усами, парламентер попятился к лодке. Кажется, он понял, с кем разговаривал.

Едва лодка под белым флагом скрылась за башней, барабанщик сошел со стены крепости, и сразу же там зарявкали пушки. Произошло это так скоро, что ясно было: во время переговоров шведы держали на прицеле петровскую батарею.

«Сей комплемент знатно осадным людям показался досаден, — отмечалось в поденном «юрнале», — по возвращении барабанщика тот час великою стрельбою во весь день на тое батарею из пушек докучали паче иных дней, однакож жадного урона не учинили…»

Ядра вздымали землю, рвали ее. В какой-нибудь час превратилась она в поле, по которому словно прошло стадо диких кабанов. Пушкари сплевывали пыль, набившуюся в рот.

— Снаряжай зажигательный каркас, — распоряжался бомбардирский капитан, закиданный грязью с головы до пят, — господам шведам, вишь, жара не нравится!

10. ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Канонаду внезапно сменила удивительная тишина.

«В сей день ничего знатного не учинилось», — так обозначено в походном «юрнале». А для Васенки и Ждана, кажется, во всю жизнь не было дня краше.

Солдатам дали целые сутки отдыха. Васена же на этот день отпросилась у капрала собирать травы.

О том, что маленький барабанщик — девчонка, в полку знали все.

Впрочем, все, да не все. И это самое удивительное в судьбе Васены Крутовой. Правду о ней знали солдаты. Ничего не было известно офицерам, кроме Бухвостова. Голицын был твердо убежден, что в его полку барабанщик — мальчишка, подросток, как и в других полках.

Это был солдатский сговор. Никому и в голову не приходило выдать крепостную, бежавшую от злого боярина. А то, что она так неожиданно встретила его в полку, придавало сговору особенную значимость.

Окольничий Меньшой Оглоблин «за ненауку», «за поносные слова государеву имени» находился в тяжелой опале. И еще должен был благодарить бога, что остался жив. Петровская опала чаще всего вела на плаху.

По сравнению с этим солдатская служба считалась милостью. От Оглоблина в строю было мало прока, и его вскоре отослали в обоз. Дело бывшему окольничему дали самое милое. Он таскал в батальоны ведра с кашей.

Однажды при таком походе Оглоблин встретил маленького барабанщика и узнал Васенку. Мысль рассказать о ней Голицыну была заманчивой. Но только в первую минуту. Хотя опальный боярин отроду не был наделен мудростью, он без труда сообразил, что в таком случае немой Родион либо Ждан, а то и первый попавшийся солдат раскроит ему голову. И никто не станет придирчиво разбираться, отчего он погиб — от шведского ядра либо от русского тесака.

Васена же ничуть не испугалась встречи с Оглоблиным. Даже вызвалась помочь ему нести ведра.

Осмелела девчонка, знала — есть кому заступиться за нее…

В полку так привыкли к маленькому барабанщику, что обойтись без него казалось уж совсем невозможным. Солдат, услышав дробь барабана, мысленно говорил себе: «Тут она, Васенка-Васек, с нами, русая головка без косиц».

Когда начиналась перепалка, барабанщика прогоняли в обоз, а то укрывали за земляным бруствером. Никто не говорил дурного слова. Только однажды увидела девушка сердитое лицо Ждана и услышала его сердитый оклик.

В тот день шведы сильно донимали наших мушкетным огнем. Васена слушала, как свистят пули. Стук — в дерево угодила, шмяк — в землю зарылась… Вдруг ее схватили за плечи и отбросили прочь. Это был Ждан.

— Уходи! — кричал он. — Видишь, что тут творится? Уходи скорее!

Васена очень обиделась, даже разревелась. Потом поняла, что Ждан уберег ее от пуль, и лицо у него было не только сердитое, но испуганное. Обида прошла.