Ключ к полям

– Сочувствую, но все таки... вернемся к Жуже.

– Она его любовница.

– Что?

– Спят они вместе, вот что.

– Ты спятил!

– Ничуть.

– Не ври.

– Я никогда не вру на пустой желудок.

– Что?

– Ты не дал мне поесть.

– Да я не об этом! То, что ты тут мне впариваешь, ни в какие ворота не лезет!

– Почему же? Мой дядя довольно интересный мужчина. Хоть и низковатый...

– Он карлик!

– Я замечаю в тебе некоторую враждебность к карликам и моему дяде в частности.

– Но как она может...

– А она вообще с выкрутасами. От таких добра не жди. Особенно когда они слетают с катушек. Работу меняет каждые два месяца. Без всякой видимой причины.

– Какая к черту работа... Нет. Ты шутишь. Признайся.

– Еще раз повторяю: у них роман, связь, интрижка. Называй, как хочешь. И не делай таких глаз. Карлики тоже имеют право на счастье.

– О господи.

Дверь на кухню приоткрылась, выпустив картофельный пар и требовательное:

– Бабушку кормили?

Женька тут же ее захлопнул.

– Это все?

– Нет. Меня интересует книга.

– Я же говорил, она...

– Да, но я хотел бы прочесть.

– Ну так прочти.

– Слушай, давай без дураков...

– В чем запара? Поговори с Жужей.

– Я пробовал – безнадежная затея. Ты же знаешь, в каких мы отношениях.

– Ничем не могу помочь.

Дверь снова приоткрылась, и на нас с любопытством уставилась младшая картофелина.

– Ну что? – простонал Женька.

– Мама сказала идти кормить бабушку.

– Дай поговорить спокойно.

– Но мама сказала...

– Брысь!

Дверь обиженно захлопнулась.

– У тебя есть бабушка?

– Тебя это удивляет? У всех есть бабушки. По меньшей мере две.

– Просто ты никогда о ней не говорил...

– Ты никогда не спрашивал.

Дверь распахнулась, и мимо нас гордо прошествовала старшая картофелина с подносом в руках. За ней, не менее гордо, трусила младшая, зареванная и неприступная. Рыжая голова ее болталась, как одуванчик в цвету. Мы замерли, пропуская процессию. Грохнула дверь.

– Слушай, – начал было я. Но тут из-за угла блеснула шаровидная мордашка, выкрикнула «А мы будем бабушку кормить!» и исчезла. Подождав, не последует ли продолжение, я заговорил:

– Слушай, Улитыч, ты всегда в гуще событий... Всюду побывал, все знаешь, со всеми водишь знакомство...

– И что?

– Ты мог бы разузнать о Жуже побольше. Где живет, с кем общается. Ну и все такое...

– Все такое, – прищурился Женька. – Хочешь сделать из меня филера?

– Не вижу в этом ничего крамольного. Считай, ты собираешь материал для научного труда.

– И особое внимание нужно уделить ее книге, правильно я тебя понял?

– Ну... в общем, да.

С минуту он молча разглядывал мои ботинки. Потом расплылся в чеширской ухмылочке:

– Идет.

Я улыбнулся и протянул руку:

– Ну, тогда удачи.

– Постой. – Спрятав руки за спину, Женька буравил меня взглядом. – У меня могут быть непредвиденные расходы.

– О, конечно... минутку... – Я порылся в карманах, нащупал отвергнутую десятку и стольник. – Вот.

– Мало.

– Улитка, будь человеком! Я же не в Пентагон тебя подсылаю! Для нашей нехитрой затеи этого хватит с головой!

– Оки-доки. Тогда лезь в этот серпентарий сам. – Он крутанулся на пятках.

– Ладно, я завтра еще принесу, – сдался я и хотел спрятать бумажки в карман.

– В твоих же интересах. – Вымогатель проворно ухватился за мою руку, разжал ее, высвободил стольник с десяткой, любовно их расправил и спрятал в карман брюк.

Прибытие поезда на вокзал Ла-Сиоты

Можно я тоже прыгну перед вами, Филипп?

Генри Форд

Скупо сеялся дождь. Старый чемодан разбух, отяжелел и норовил выскользнуть из рук, методично разнимая мои озябшие пальцы. В темноте вырастали причудливые силуэты деревьев, и клонились, и что-то шептали, и осторожно гладили меня по волосам. Было тихо. Все спали на этой улице. Далеко – мне не дойти – огромным светляком засел в желтой листве фонарь. Подул ветер, тяжким вздохом расшевелил сонные деревья, посыпались грузные капли, нырнули за воротник, в три ручья побежали по щекам. Я зашагала быстрее.

Улица казалась чужой, только что выдуманной. Пришлось подходить к каждой калитке на нечетной стороне и вглядываться в поисках звонка, единственного на всей улице. Он обнаружился как раз под фонарем: ствол старой груши змеился вдоль его прямого тела так, что они казались единым целым. Изнанка мокрых листьев отливала молочно-желтым теплом. Пахло грушами. Я позвонила. Потом еще и еще раз. Заворочался во сне и снова затих фонарь. Тяжелая сонная капля упала мне на лоб, заскользила вниз, лизнула нос и на губах затаилась. Открывать не спешили. Я дернула ручку и облегченно вздохнула – калитка была не заперта.