— Слушай. Позавчера мы занимались сексом, если только ты не успел забыть…
— Не говори ерунды…
— Ты привез меня домой и поцеловал на прощание. А затем… ничего.
Он вынул сигарету изо рта.
— Некий Эрвин Роммель стучит к нам в дверь с букетом нацизма в руке, а я один из тех, кто пытается не пустить его в дом.
— Послать мне записку — дело пяти минут.
— Зачем?
— Ах зачем? И правда, я же распутная женщина, так ведь? Для меня отдаться мужчине — все равно что выпить стакан воды. Через час я уже все забыла… ты так думаешь? Мне кажется, что именно так! Уильям Вандам, ты заставил меня почувствовать себя дешевкой!
Смысла в ее словах было немного, но теперь он слышал боль в ее голосе. Уильям повернулся к ней лицом.
— Ты — лучшее, что произошло со мной за последнее время, а может быть, и за всю жизнь. Прости, прости меня за то, что я такой дурак.
Елена смотрела в окно, кусая губы и сдерживая слезы.
— Да, ты дурак. — Она коснулась его волос. — Глупый дурак, чертов дурак, — шептала она, гладя его голову. Из ее глаз текли слезы.
— Мне так много нужно узнать о тебе, — сказал он.
— И мне о тебе.
Он опустил глаза и принялся размышлять вслух:
— Людей обижает мое хладнокровие. Пожалуй, оно нравится только тем, кто со мной работает. Они знают: когда они начинают паниковать, то могут прийти ко мне и рассказать о своих проблемах. Даже если я не найду решения сразу, я подскажу им, какое из двух зол выбрать. Они увидят, что я говорю спокойным тоном и не паникую, и уйдут ободренные, и сделают все как надо. Весь секрет в том, что я запрещаю себе пугаться и отступать перед трудностями. Но эта моя способность часто раздражает других людей — моих начальников, моих друзей, Анджелу, тебя… я не понимаю почему.
— Потому что иногда ты обязан паниковать, дурачок, — мягко сказала Елена. — Иногда просто необходимо показать близкому человеку, что ты напуган, или увлечен, или что-то сводит тебя с ума. Это естественно, это знак того, что тебе не все равно. Если ты все время спокоен, нам кажется, что тебе просто на нас наплевать.
— Но ведь близкие люди должны и так понимать, что мне не все равно. Если они вообще хоть что-то знают о жизни. — Вандам говорил искренне, хотя в глубине души знал, что есть и правда какой-то элемент жесткости, жестокосердия и равнодушия в его хваленом хладнокровии. — Ты предлагаешь мне измениться? Нет, так не пойдет. — Ему хотелось быть с ней честным. Соврать недолго: да, ты права, я попробую стать другим. Но в чем смысл? Разве слова сделают ее счастливой? Если он не сможет быть с ней самим собой, все будет бесполезно, ничего хорошего из этого не выйдет: он будет манипулировать ею так же, как это делают все мужчины на свете. Вот почему Уильям решил сказать правду: — Видишь ли, я так выигрываю. Я имею в виду, выигрываю во всем… в игре под названием «жизнь», грубо говоря. — Он криво ухмыльнулся. — Я действительно замкнутый. Я смотрю на мир с какой-то дистанции. Мне не все равно, но я не хочу совершать бессмысленные поступки, символические жесты, беситься из-за ерунды. Или мы любим друг друга, или нет. Никакие цветы на свете этого не изменят. А та работа, которой я занят в данный момент, непосредственно влияет на то, останемся ли мы с тобой в живых. Я действительно думал о тебе весь день, но каждый раз, думая о тебе, я думал и о своей работе. Я стараюсь действовать эффективно, расставляю приоритеты. Как ты думаешь, ты могла бы к этому привыкнуть?
Елена слабо улыбнулась.
— Я попробую.
Глядя на нее, Уильям подумал: «А сумеешь ли? И насколько мне нужно, чтобы ты сумела? А что, если ты вообще не та женщина, которая мне нужна?»
Он отогнал эту мысль. Сейчас это не имеет значения.
— Знаешь, мне хочется сказать тебе: забудь о сегодняшнем вечере, не ходи, мы справимся без тебя. Но я не могу. Ты нужна нам. И это очень важно!
— Хорошо. Я понимаю.
— Но прежде всего… можно, я тебя поцелую?
— Да, майор.
Встав на колени возле ее стула, Вандам ласково взял в свои крупные руки ее лицо и поцеловал в губы. Ее рот был мягким, податливым и слегка влажным. Раньше с ним такого не случалось — он был готов целовать эту женщину без устали всю ночь.
Елена вдруг отстранилась, тяжело вздохнула и сказала:
— Слушай, иногда мне хочется тебе верить.
— Верь мне.
Она засмеялась.
— Когда ты говоришь так, ты снова становишься прежним майором Вандамом… каким ты был до того, как мы познакомились поближе.
— А твое «слушай» в таком насмешливом тоне… Это была прежняя Елена.
— Жду ваших инструкций, майор.
— Подожди. Я должен занять положение, препятствующее поцелуям.
— Сядь там и скрести ноги. И все же что ты делал сегодня?
Вандам прошел к шкафчику с напитками и нашел джин.
— Пропал один майор из разведки… вместе с портфелем, полным секретной информации.
— Вульф?
— Может быть. Выяснилось, что этот майор исчезал в обеденное время несколько раз в неделю и никто не знал куда. Я думаю, он мог встречаться с Вульфом.
— Так зачем же ему пропадать сейчас?
Вандам пожал плечами:
— Что-то случилось.
— А что было в его портфеле сегодня?
Вандам прикинул, как много можно ей рассказать.