Ключ к сердцу императрицы

Мгновение они молча стояли рядом, потом нянька медленно, тяжело опустилась на колени, склонила голову. И замерла, не проронив ни звука.

То ли боялась нарушить ночную тишину, то ли была не в силах сказать то, что хотела.

Да и неважно все это было — слова, слова…

— Ничего, — чуть слышно проговорила Лидия. — Ничего. Я ухожу. Помоги мне выбраться со двора, чтобы не заметили часовые. И еще… мне нужна лошадь.

Фоминична так же медленно и тяжело поднялась. Потом поманила Лидию за собой. Они шли к черной кухне — здесь готовили еду для прислуги, а вчера тут же варили для солдат. Но сейчас здесь царила тишина. Объевшиеся французы крепко спали.

У самой двери Фоминична нагнулась и подняла большой разноцветный половик. Под ним темно блеснуло металлическое кольцо — крышка подпола!

Фоминична бесшумно сдвинула ее, села на пол и опустила ноги в темноту. Спрыгнула; снизу показалась ее рука, махнула.

Лидия не колеблясь спрыгнула следом. Фоминична поймала ее внизу и помогла удержаться на ногах.

Повлекла за собой. Лидия ничего не видела, но нянька двигалась уверенно и быстро.

— Ишь спят, — пробормотала она вдруг. — Объелись да спят. Хотели было мы с Кешей… да и другие с нами бы пошли… с ножичками-то, да Алексей Васильевич сказал, чтоб его не бесчестили ночным душегубством.

Лидия зябко вздрогнула и плотнее укуталась в епанчу.

Прошли еще несколько шагов.

— Ты знала, что я Ирину травила, аль нет? — вдруг просто, буднично проговорила нянька.

Лидия споткнулась.

— Я, да… — со вздохом повторила Фоминична. — Сначала тебя извести хотела. Я ж чуяла, что чрез тебя беда для моей барышни будет. Ну и так тебя, и этак… И водой обливала — ты-де по ночам с домовым носишься, — и лоскутки савана тебе подсунула… А Иринушка моя как прилипла к тебе, так и отлипнуть не может. Да еще и сказала: ежели, мол, тебя кто-то со свету низведет, я того человека возненавижу! Меня, значит, возненавидит? А ведь я ее вырастила. На руках носила, ночей рядом с ней не спала, сиротинкою… А тут еще Алексей Васильевич разума от тебя лишился. Ну, думаю, надо что-то делать. Знала я, что Иринушке от грибков да медку неможется, что доктора ей не велели это есть, но я давай ее потчевать. А сама слух распускала, будто ты ее травишь… Разве знала я, что она этак-то расхворается? Разве знала я, что ты этого доктора добывать кинешься? Разве знала я, что все этак-то…

Голос ее оборвался. Лидия молчала. Все это не имело уже никакого значения. Прошлое — прошло.

— Простишь меня аль нет? — снова заговорила Фоминична.

— Лошадь мне достань, — сказала Лидия. — Мне в Москву нужно. Побыстрей.

Фоминична вздохнула. Кажется, это был вздох облегчения… Ну что ж, Лидия понимала ее!

В сырой, спертый дух подвала внезапно ворвалось дуновение свежего ветра, и вдруг прямо перед Лидией забрезжили звезды.

Фоминична подтолкнула ее вперед:

— Вылезай и жди. Да не ходи никуда, а то заблудишься — не отыщемся потом. Жди, приду скоро!

Лидия выползла из подземелья наружу, присела на траву. Холод мигом начал пробирать до костей, но куда сильнее донимал сон, и она с наслаждением покорилась ему. Неведомо ведь, сколько придется ждать Фоминичну, а она не спала аж две ночи!

Сон был как такое же подземелье, из которого она только что вылезла. Только ни единой звезды в него не заглянуло, ни единого проблеска света не блеснуло. И сначала Лидия думала, ей снится, что ее кто-то тихонько подтолкнул в бок:

— Проснитесь, барышня!

Она так и вскинулась от звука знакомого голоса:

— Кеша?!

— Он самый. — Его тощая, высокая фигура виднелась на фоне неба. — Давайте-ка я вас в седло подсажу.

— Я подушку принесла, — раздался голос Фоминичны. — Помягче чтоб…

— Да какая подушка, ты что, — усмехнулась Лидия, кое-как устраиваясь в седле. — С подушки я точно свалюсь!

Лошадь нервно перебирала копытами.

— Ишь игривая какая! — погладила ее Лидия да так и ахнула: — Откуда она? Наши же лошади… — Она сразу заметила обмолвку и немедленно ее исправила: — Ваши же лошади в болоте спрятаны, далеко. Неужели успели привести?!

— У француза взяли, — ухмыльнулся Кеша, который тоже сидел верхом на тонконогом мерине. — Ничего, нам главное до утра обернуться. Поскачем лесными тропами, ими до Москвы всего десять верст. Верхом это — пустяк!

Лидия прикинула. Человек в час проходит около пяти километров. То есть это пешком два часа туда — и два обратно. А на лошади-то — несравнимо быстрей!

— А лошади потные будут, — сокрушенно сказала она. — Французы могут догадаться, что их кто-то ночью брал.

— Это уж ты Фоминичне поручи, — хмыкнул Кеша. — Она им про домового расскажет. Мол, он на их лошадях ночью путешествовал. А может, и леший…

Нянька только зубами скрипнула, но ни слова не вымолвила.

— Ну ладно, Фоминична, — сказала Лидия. — Прощай. Не держи на меня зла, и я на тебя держать не стану. Ирине скажи… Скажи, век ее помнить буду. А…

Она осеклась.

— А Алексею Васильевичу велишь что-нибудь передать? — спросила Фоминична.

— Да что ему передавать, — тихо проговорила Лидия. — Ничего не передавай. Только побереги его.

Может быть, сказать про коварную особу?..

Но Лидия только попросила: