Пока я говорила, Вовка убежал из кухни от греха подальше, захлопнув за собой для надежности дверь. Мы с Капелиным остались совершенно одни. Нехорошо. Опасно. Красный уровень. Бежать. Но бежать было некуда, поэтому я повернулась к Герману спиной и принялась мыть посуду. Это было даже хорошо, насколько много я накопила посуды, можно было намыливать губку, смывать пену, споласкивать, ставить на полки. Мешало то, что у меня дрожали руки, но я решила, что в прилагаемых обстоятельствах это вполне можно списать на стресс.
– Я рад, что вы с мужем помирились, – сказал он.
– Ты так рад, что считаешь нужным повторять это снова и снова? Или это ты так сам себе говоришь, чтобы не забыть? Склероз? – сказала я.
– Я просто рад.
– Я тоже. Больше, чем ты можешь себе представить.
Я вдруг захотела любой ценой убедить этого самоуверенного мужчину, что мне ВСЕ РАВНО. Он рад за меня? Отлично, тем лучше! Герман должен выйти из моего дома, уверенный в том, что я совершенно счастлива или хотя бы принимаю свою судьбу с радостью. Я с яростью оттирала остатки засохшей картошки с детской пластмассовой тарелочки. Герман стоял за моей спиной.
– Почему я дал тебе уйти? – спросил вдруг он, и я охнула, и тарелка выпала из моих рук.
Я повернулась, мои щеки горели, я яростно дышала. Я не знала, что сказать, и растеряла все мысли и все намерения. Герман вздохнул и поднял ладонь, почти прикоснулся к моим волосам. Я отстранилась, он замер на месте.
– Ты у меня спрашиваешь, почему ты дал мне уйти? Ты считаешь, самое время задать мне этот вопрос? Ты – мне? И чего ты хочешь услышать? Что я должна ответить тебе на это? Потому что ты – самоуверенный болван, который считает себя умнее всех и за других решает, что им делать? Может, ты дал мне уйти, потому что просто трус?
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он. – Я не трус.
– Нет? Или, может, ты дал мне уйти, потому что ты прав, и я не должна была так быстро решать судьбу своего брака. Я просто обязана была дать Сереже второй шанс. Или что в нашем с ним случае – триста тридцать второй шанс. Зато теперь мы помирились, снова счастливы, у нас любовь и все такое. Я его по вечерам жду с ужином, и мы все счастливо смотрим телевизор.
– Какой же телевизор, у вас его украли.
– Ах да, счастливо смотрим телефон. Один на всех. В тесноте – да не в обиде. Всегда можно пойти и заняться сексом.
– Я тебе не верю, Лиза. Ты меня не убедила, – покачал головой он.
– Черт, какой же ты… ужасный человек, Капелин. И вообще, ты не должен был приходить сюда. Что тебе нужно? Чего ты хочешь?
– Фая сказала, что ты в опасности. Она сказала…
– Да наплевать мне, что она сказала тебе и какой повод она тебе дала, потому что – знаешь что? Ты не хотел этого, ты ушел, и… я теперь тоже ничего этого не хочу. Я очень рада, что ты дал мне уйти, Капелин! Так что спасибо тебе, Гера, что все так вышло. Большое человеческое спасибо. Можешь проваливать к себе в преисподнюю.
– Всегда рад помочь, – процедил он, не сдвигаясь с места.
– Помочь? Ну, молодец. Ты – как Тимур и его команда. Помогаешь людям. Ну а чего ты тут торчишь-то? Кино-то уже кончилось, и маски-шоу тоже.
– Я уйду – не волнуйся, – обозлился он. – Уйду, и ты больше не вспомнишь обо мне.
– Да, именно так! Ты уйдешь, и я тебя больше и не вспомню. С чего ты вообще взял, что я о тебе вспоминала? Ни разу. В конце концов, ну что между нами было? Так, ерунда, пара поцелуев.
– Ерунда, действительно! – почти прорычал он.
– А что, не так? Ну, попутал меня черт, но так – на секундочку. А если разобраться, так я с тобой даже мужу не изменила, мне вообще не о чем переживать. Как честной женщине. Между нами ничегошеньки не было. Иногда, знаешь, в метро с кем-нибудь взглядом встретишься, и что-то такое мелькнет – на секундочку, просто случайная мысль, эдакое общечеловеческое «интересно, что могло бы выйти, если бы…». Но потом ты выходишь на своей станции и выкидываешь все из головы. Идешь и живешь дальше своей настоящей жизнью. Жены и матери.
– Да? Я очень рад твоему благоразумию! – сказал Герман с таким ядом в голосе, что я на секунду даже остолбенела. Но только на секунду.
– Это прекрасно. Радовать – наша цель, Герман. И потом, я же психолог. Уж я знаю, мало ли какие конфликты, нужно уметь прощать, нужно уметь… уметь принимать правильные решения. Правда, я всю жизнь была в этом профан, никогда не умела делать разумный выбор, но ты – ты другой, ты все понимаешь, у тебя холодный ум, математический, да? Самый умный из нас всех, да? Гад такой!