– Самый что ни на есть! И я мог бы заниматься с тобой этой твоей любовью часами, неделями, месяцами, годами. Я не хочу никого другого. Мое тело не хочет, моя голова не хочет. Может быть, ты все-таки должна уйти от мужа и остаться со мной? В конце концов, может быть, ты была права и не всякую семью стоит сохранять? Понимаешь, это ведь просто дикость какая-то, что нет никаких правильных ответов. Я должен тебя отпустить, но я не могу. Я хочу, чтобы ты осталась. Черт возьми! И хочу, чтобы родила мне детей. Я хочу невозможного, видишь. Как старуха у разбитого корыта. Ладно, все, Лиза. Извини. Я не хотел портить тебе настроение. Что ты молчишь? Скажи что-нибудь?
Я не знала, что сказать. Я только закрыла глаза, устало и обреченно, потому что то, что говорил Капелин, было ужасно, и это было правдой. Я подумала, что ненавижу правду. Почему она не может быть чем-то хорошим. Почему правда почти никогда не ведет к счастью?
Но я стояла на одном берегу реки, а Капелин – на другом, и ни один из нас не знал, как перебраться через эту бушующую реку обстоятельств. У меня двое детей. Я ни за что, ни при каких обстоятельствах даже думать не была готова о том, чтобы родить снова. При одной мысли об этом мое сердце замирало и отказывалось стучать. Я понятия не имела, что делать с моей жизнью такой, какая она уже есть. Герман Капелин – хороший человек, прекрасный мужчина, полный всяческих достоинств, и мне так нравится то, что есть между нами, то, с какой жадностью наши тела слились в единое целое. Мы подходили друг другу, мы желали друг друга, мы готовы были упиваться друг другом, но этого было недостаточно. Ему нужно было куда больше, чем я могла дать.
А мне… мне нужен покой. Мне нужно собрать обломки моей собственной лодки. Я едва не утонула.
– Мне так жаль, – пробормотала я. – Мне так жаль!
– И мне, – кивнул он, позволяя мне подняться с постели.
Я подцепила с пола брошенное впопыхах белье, вывернула скомканное платье и натянула его через голову. Солнце уже жарило вовсю, ветер, влетавший в комнату через балконную дверь, уже не остужал, а добавлял жара. У меня с собой был тонкий кардиган, но он был не нужен в такую погоду, и я свернула его и запихнула в сумку. У входа, в коридоре, стояли пакеты с продуктами. Герман сидел неподвижно и следил взглядом за моими движениями.
– Почему каждый раз, когда мне кажется, что я до тебя дотянулся, ты снова ускользаешь? – спросил он. Я остановилась на секунду, подняла обе руки, попыталась зацепить «крабом» сбившиеся, растрепанные волосы. Затем плюнула, бросила краб вслед за кардиганом в сумку, села рядом с Германом на кровати.
– Я не подхожу тебе, – пожаловалась я. – Будет неправильно это от тебя скрывать.
– Плевать я хотел на то, как правильно. И на мужа твоего плевать я хотел, – зло сказал Капелин. – Останься. Соври что-нибудь или брось его, мне все равно. Останься, я приготовлю нам что-нибудь поесть. Пойду и куплю бутылку вина, чтобы мы с тобой перестали наконец вести себя так омерзительно разумно. Мы обязательно сделаем друг друга несчастными, с этим ясно. Но ведь можно же не сегодня.
– Нет, – улыбнулась я.
– Да, с этим можно и подождать. Я куплю нам вина и еще презервативов. А завтра? Ты сможешь выбраться ко мне завтра? Я хочу, чтобы ты приходила так часто, как только сможешь. Твой муж может беситься и подозревать тебя, мне все равно.
– Почему тебе все равно?
– Потому что ты не любишь его! – воскликнул Герман. – Ни черта ты его не любишь.
– Ты все-таки это понял? Дошло до тебя, да? – поразилась я. – Вот скажи мне, Капелин, ну, почему все так сложно?
– Потому что эта жизнь построена абы как, безо всякого плана, по закону Мёрфи. Я встретил тебя слишком поздно.
– Сначала было слишком рано, но я все равно влюбилась в тебя – тогда, когда ты был студентом моего отца.
– Ты была в меня влюблена? – остолбенел он.
Я кивнула:
– Я лежала в комнате, под одеялом, в темноте, и мечтала о тебе. Я мечтала о том, что ты придешь и заберешь меня к себе. Каждый раз это была новая история. Иногда ты даже завоевывал меня и увозил в свою варварскую страну, где делал меня своей королевой – насильно. Но потом ты понимал, какая я чудесная девочка, и бросал все к моим ногам.
– Нет, это просто невозможно, Лиза. Раздевайся, я не отпускаю тебя, ты нужна мне. – Он притянул меня к себе и запустил руки мне под платье. – Ты будешь моей, и точка. Иначе я отказываюсь… не знаю… иначе я объявляю голодовку.
– Я остаюсь, не голодай, – рассмеялась я, позволяя ему стянуть с меня белье. – Это просто безумие, да?
– Может быть, если это будет длиться достаточно долго, мы просто измотаем друг друга? – спросил он, стягивая с меня платье. – Если, скажем, я буду вот так спать с тобой годами. Есть же предел желанию.
– И ты заскучаешь, насытишься, найдется какая-нибудь другая девушка, и ты женишься на ней, и она родит тебе детей. И ты забудешь обо мне.