Кэтрин отвернулась, пряча слезу. Не хватало еще, чтобы он утешал ее.
– Алек, тебе пора, – произнесла она. – Нам больше не о чем говорить. Желаю тебе счастливой семейной жизни. Обещаю, что на выборах буду голосовать за тебя.
Фицджеральд привлек Кэтрин к себе, она ощутила его сильные руки.
– Кэтрин, – прошептал он. – Я женюсь. И знаешь, кто станет моей супругой? Ты!
Она подумала, что ослышалась. Он издевается над ней. Или, что гораздо хуже, пытается ее утешить, бросает кость, как голодной скулящей собаке.
Алек поцеловал ее. И сказал:
– Кэтрин, я прошу тебя, стань моей женой!
CXXXVI
Полина чувствовала, что у нее начинается головная боль. В последние несколько месяцев она все чаще и чаще ощущала ее – разрывающую, жгучую. Что же, ей пошел восьмой десяток.
Конечно, у нее сохранилась изящная фигура, однако кожа побелела и стала хрупкой. Морщины нельзя скрыть уже никакой косметикой, а к пластической хирургии Полина никогда не прибегала. Начались проблемы с пищеварением, и сердце иногда стучит так быстро, что у Полины щемит в груди.
Вот она, неизбежная старость. Однако таков закон мироздания – все стремится к разрушению; даже то, что вчера только появилось на свет, сегодня уже погибает. Сколько всего было в ее жизни.
Но почему было? Разве она собирается умирать? Ее единственная дочь Кэтрин вскоре выходит замуж за сенатора Алека Фицджеральда, который, как говорят знающие люди, имеет очень высокие шансы быть выдвинутым в кандидаты на президентских выборах 1972 года от демократов. А значит, Кэтрин сможет стать супругой президента США. А она – бабкой его сына или дочери!
Кроме того, кто будет заниматься делами концерна? Алек – весьма хороший выбор, но он явно не захочет идти в бизнес, его привлекает политика. Придется самой возглавлять концерн еще несколько лет, пока она не найдет преемника.
Полина присутствовала на одном из многочисленных приемов нью-йоркского бомонда. Она не любила подобные мероприятия, однако ради дочери согласилась и на это. Патрик Фицджеральд, старый проныра, который готов заключить договор с дьяволом, лишь бы его сын стал президентом, просил ее, чтобы Полина как можно чаще появлялась на публике.
– Чем чаще в газетах и по телевидению будет упоминаться ваша фамилия и обязательно следовать ссылка на то, что ваша дочь является невестой моего сына, тем лучше, – заявил Фицджеральд-старший.
Патрик не просто одобрил выбор сына, он приказал ему жениться на Кэтрин. Сказал, что она усадит его в президентское кресло. Еще бы, старик получил для сына красивую и умную жену, которая к тому же (совершеннейшая случайность!) является наследницей огромного концерна и почти миллиардного состояния.
Полина согласилась на новую для себя роль. В тот вечер все отмечали, какой обворожительной была Полина Трбоевич в золотистом платье от Ива Сен-Лорана. Полина вела беседу с кардиналом о политике эйкуменизма их святейшеств Иоанна XXIII и Павла VI, когда почувствовала, что ей трудно дышать.
Сердце рвалось из груди, но Полина знала – это не инфаркт. Это нечто совсем иное. Ее взгляд замер на группе новых гостей, которые вошли в гостиную. Вроде бы ничего особенного – несколько политиков, внук Рокфеллера, кинозвезда с пятым мужем...
Полина так побледнела, что кардинал участливо спросил:
– Миссис Трбоевич, вам плохо? Быть может, вызвать врача? Что с вами?
– Со мной все в порядке, – произнесла Полина. Она знала, что это было не так. Призрак прошлой жизни настиг ее. Он здесь, хотя такого не может быть! Он здесь!
CXXXVII
Платон Крещинский, резко постаревший, превратившийся в старика с военной выправкой, абсолютно седыми волосами и пресыщенным взглядом, был одним из новых гостей. Платон – сколько же ему сейчас лет? Почти семьдесят пять...
Платон был облачен в черный смокинг, на сморщенной шее, обвисшие брыжи которой подпирали твердые концы накрахмаленного ослепительно белого воротника, сидел бордовый галстук-бабочка. Платон походил на удалившегося на покой нефтяного или газетного магната, владельца миллионного состояния или сенатора от республиканцев. На когтистом пальце хищно поблескивало кольцо из белого золота.
– Вы знаете этого человека, ваше высокопреосвященство? – спросила Полина у кардинала. Губы плохо ее слушались, однако неожиданное появление Платона имело и положительный результат: головную боль как рукой сняло.
Пурпуроносец, надев очки, сказал: