Он был первый грамотей в их компании, работал в страховой конторе и каким-то образом раздобыл непристойные рассказы — он уверял, что их привез, когда приехал в отпуск, его брат, служивший в батальоне связи в Кеттерионте. В глубине души Брайн сомневался в том, что Хорейс Варли мог просидеть целый день за машинкой, сочиняя эти рассказы, хотя, если это действительно так, рассказы чертовски хороши и он вскоре сможет зарабатывать большие деньги. Но кто-то их все-таки написал, это уж факт. Как и все подобного рода рассказы, они занимали с десяток страниц на машинке через один интервал. В первом из них говорилось о клубе, который организовали жены офицеров в Индии, чтобы развлекаться, — их мужья надолго уезжали. От описания этих развлечений у всех горели уши, включая и девочек, потому что нельзя же было лишать их такого экзотического чтива. В другом рассказе описывался недельный отпуск одного солдата в Риме, а в той пачке листков, которую Фрэнк вручил ему, как только он вошел в ворота, говорилось о похождениях одной зрелой девицы и ее сенбернара. Ветер листал страницы, и Брайн под этим предлогом повернулся так, чтобы окружающим не было заметно охватившее его возбуждение. История кончалась тем, что какой-то мужчина пристрелил собаку за то, что она напала на его девочку, а хозяйка не выдержала и умерла с горя. Брайн перечитал все еще раз, так что к тому времени, когда он присоединился к остальным, смущаться ему уже было нечего.
Он поднял листки над головой.
— Кто следующий?
— Никто, — сказал Фрэнк с торжествующей улыбкой.— Все уже прочли. — И указал на Полин с Дороти.
Альберт был погружен в чтение «Совьет уикли» и лишь время от времени поднимал свою квадратную голову от газеты, чтобы сообщить им какой-нибудь удивительный факт о России:
— Тут говорится, что через десять лет после войны больше сорока часов в неделю никто работать не будет.
— Не знаю, как это у них получится, — сказал Фрэнк, пряча в карман свои листки. «Вот псих, гаденыш, еще девчонкам дал прочитать, — ругался про себя Брайн. — Додумался же».
— Очень просто, — вступил с ним в спор Альберт.— У нас для этого нужно только одно — собрать мерзавцев, которые за всю жизнь палец о палец не ударили, и заставить их работать: отправить на фабрики, на железные дороги.
— И этаких писак заодно работать заставить, — вставил Брайн, чтобы уколоть Фрэнка. — А то они только и делают целыми днями, что перепечатывают непристойные рассказики и по вечерам приходят сюда, чтобы показать их девчонкам и раздразнить их.
— Может, он себя раздразнил, — сказала Полин. — А меня нисколько. Просто смешно стало.
— А по-моему, это мерзость, — сказала Дороти, и ее смуглое личико из округлого стало каким-то плоским и злобным.
Фрэнк громко расхохотался.
— Эй, старушка Долли! Тебе ж это понравилось. Альберт расправил плечи, как боксер.
— Ты Долл не трогай. И никому эта дрянь не понравилась, ты, писака.
— Не могут же все у станка работать, сам знаешь, — возразил Фрэнк.
— Кто-то должен подсчитывать наши заработки, — вступилась за него и Полин. — Хотя мой не так уж долго и подсчитать.
— Не беспокойся, — сказал Брайн. — Вот немцев побьем, лучше станет. Отделаемся тогда от старика Толстопузого и выберем социалистическое правительство.
— Но тебе и тогда придется работать, не так ли? — язвительно спросила Дороти.
— Заткнись, дура, — сказал Альберт, словно забыв, что она его подружка. — Я работать никогда не против.
— А ты придержи язык! — крикнула Дороти.
— Меня это тоже не пугает, — сказал Брайн. — Лишь бы платили.
— А я не понимаю, зачем тебе тогда будут деньги,— сказал Альберт. — Ты все сможешь получить бесплатно, все, что тебе только понадобится. Ведь, когда все работают, деньги не нужны. Я читал в «Дейли уоркер», что в России скоро будут хлеб бесплатно давать. Здорово, правда?
Все согласились с ним.
— Только это еще не так скоро будет, — сказала Полин.
На двор легли густые тени — от противовоздушных навесов до уборных, от ворот до велосипедной стоянки. Сумерки еще не сгустились» и звезды были видны, лишь когда вглядишься. Холодный вечер забрел в город, как продрогший путник в поисках тепла, измученный назойливым ветром. Один за другим они запахнули пальто и застегнулись на все пуговицы.
— На это, наверно, лет пятьдесят потребуется, — сказал Брайн. — Но разве это так уж долго? Комар моргнуть не успеет. Надо только сразу начать. Тогда и еды, и одежды, и жилья всем хватит.
Фрэнк выразил сомнение:
— Тут работы до черта.
— Я у нас на фабрике ни одного человека не видел, кто не хотел бы смены правительства, — сказал Брайн.— А ты, Альберт?
— Да, никто таких не видел. Война близилась к концу, наступало время перемен, уж это-то все чувствовали.
— Наш старик хочет нового правительства, — сказала Дороти. — У нас тут как-то вечером такой шум был, когда Толстопузый трепался по радио.
Альберт повернулся к ним с широкой и заразительной улыбкой.
— Вот это да! Расскажи им, детка.