Ключ от этой двери

– Ты говоришь это из жалости? – спросил он, отодвигаясь. – Не надо. Это унизительно. Я знаю, что превратился в чудище. Теперь я страшный старик, бессильный, похожий на мертвеца, но, пожалуйста, не надо жалеть меня.

– Я не видела никого красивее тебя, – сказала Аяна, вытирая лицо рукавами и гладя его виски, морщинки между бровей и у уголков глаз, пытаясь пятернёй расчесать его спутанные длинные волосы. – Никого. И ты не бессильный. Но тебе надо помыться, побриться и постричься. Хочешь, я сделаю это?

Он притянул её к себе и поцеловал, потом отодвинулся, нахмурившись, и всё же подцепил ногтем сетку.

– Стамэ, – сказала она, прижимая сетку ладонью. – У меня так клей закончится. А новый я только в сентябре смогу раздобыть, когда Ригрета вернётся с островов. Хочешь целовать – целуй, но бороду не трогай.

Он поцеловал её снова, и ещё раз, обнял крепче, сжимая за шею сзади, потом втянул носом воздух, поёрзал и отпрянул в удивлении.

– Аяна... у тебя... в штанах...

– Да. Пришлось отрастить. Я тоже немного изменилась, пока шла к тебе. Не пугайся, там песок.

– У меня не песок.

– Я знаю. Я всё помню. Конда, мне надо к Гелиэр. А сначала мне надо заехать домой и...

Она резко села на кровати.

– Ташта! Он остался у таверны! Я привязала его у коновязи, а ты вчера...

– Твою лошадь зовут Ташта? – удивился Конда, садясь напротив неё.

– А твою... Кестан?

Он вдруг неуверенно улыбнулся, и Аяна чуть не расплакалась, глядя на эту улыбку. Он будто разучился улыбаться и теперь учился заново, как человек, долго лежавший больным и разучившийся ходить, пробует ноги, неуверенно, шатаясь, запинаясь.

Она подалась вперёд и обняла его, обвив ногами за спину, целуя его в висок и усердно пряча слёзы.

– Почему ты плачешь? – спросил он. – Почему?

– Мы могли потерять столько времени, если бы ты не притащил меня сюда.

– Я потерял слишком много времени в раздумьях, почему я рушу всё, к чему прикасаюсь. Я разгромил свою комнату, а потом начал думать, что, если я что-то поменяю в себе или в мире, всё каким-то чудом можно будет вернуть назад. Но потом понял, что всё прошло, прошло безвозвратно. Я лежал среди обломков своей комнаты, своей жизни и своей мечты, погружаясь в тупое беспомощное отчаяние, а потом мне сказали, что ты пошла пить с какими-то парнями, и я решил, что если и не нужен тебе, то должен хотя бы позаботиться, чтобы ты не пострадала.

– Ты... Ты следил за мной? – нахмурилась Аяна. – Что значит "тебе сказали"?

– Ну... – замялся Конда.

– Не лги мне! Ты обещал!

– Аяна! – с радостным изумлением воскликнул он. – Ты что... ты пытаешься командовать мной?!

Она поцеловала его, потом отодвинулась на край кровати.

– Ты следил за мной?

– Я попросил присмотреть за тобой, чтобы тебя... не обидели.

– Меня не обижали.

– Тебя хотели обидеть ночью, когда ты блуждала по улицам.

Аяна рухнула навзничь, на жёсткий матрас и несвежее покрывало.

– Не делай так больше, – попросила она. – Мне неприятно думать, что за мной следят.

– Следили не за тобой, а за этим, – он показал на её лицо, – странным типом с бородой и с...

– Это мешочек с песком.

– Я как будто целовал мужчину.

– Хочешь ещё?

– Только если ты снимешь эти штуки.

– Так что со слежкой?

– Нет. Я не могу оставить тебя одну. Выбирай, либо ты остаёшься со мной дома, либо за тобой... присматривают. Тут опасно. Тут убивают людей. Ты понимаешь, что будет, если я лишусь тебя снова?

– Не хочу думать об этом, – сказала Аяна, чувствуя, как её сердце пропустило удар. – Конда, ты хочешь увидеть сына?

Он задрожал, и взгляд забегал по покрывалу. Аяну это испугало, но она взяла его ладони и положила на свои.

– Всё хорошо. Тебе некуда спешить.

– Ты не обижаешься? Я...

– Нет. После того, что ты рассказал... Он у Иллиры. Я думаю, тебе тоже не стоит подбегать и хватать его, понимаешь? Вам обоим нужно будет время. Приходи вечером, хорошо? Я могу привести тебя в порядок. Ты немножко зарос.

– Немножко? Я не брился почти год.

– Я же говорю, немножко. Твоя борода не длиннее двух ладоней.

– Меня все боятся.

– Я не видела никого красивее тебя. Конда, – вдруг нахмурилась она. – Мне на днях придётся приехать... приехать...

– К моей жене, – сказал он, и слова падали, как капли стылого зимнего дождя на разгорячённую кожу, леденя и одновременно обжигая.

Они замолчали.

– Я пока не могу оформить развод. Я вернулся и сразу начал строить корабль. Я ездил по делам Пулата вместе с ним, чтобы он ничего не подумал, и одновременно строил шхуну, небольшую, крепкую, способную добраться до вас. Но он, конечно же, как-то узнал о корабле, и запретил мастерам работать на меня. У них не было выбора. Он передал или перепродал корабль кому-то, и деньги уже не вернуть. Эти деньги были условно моими, заработал их я, но всем имуществом рода распоряжается он. Всё было вложено в покупку хорошего леса и услуг мастеров. Мне нечем отдать эту сумму.

Они молчали, и Аяна мрачно грызла губу.

– Аяна, не бросай меня, – взмолился Конда. – Прошу! Я согласен даже на жалость!

Она взглянула на этого мужчину с седыми от горя висками, который боялся поверить и увидеть сына, и боль в его голосе заставила её нахмуриться.