Ключ от Королевства

Я раскрыла рот, чтобы ее успокоить: ничего хорошего она не потеряла. Быть принцессой-невестой куда веселее, чем каждое утро вставать ни свет ни заря, влезать в дурацкую форму, брать тяжеленную сумку с пыльными скучными книжками и идти туда, где тебя будут шпынять, погонять, дразнить, а потом еще и орать на тебя из-за того, что ты перепутала «плюс» и «минус» или, к примеру, забыла дома спортивные штаны. Я уже открыла рот, чтобы все это сказать, но Эльвира смотрела на меня своими выпуклыми глазами, небесно-синими, восторженными, и я скрепя сердце подумала: зачем портить человеку праздник?

— Школа, — начала я, сперва краснея, а потом все больше и больше входя во вкус, — это такое огроменное здание. Каждый, кто имеет право туда ходить, называется учеником. И ему покупают на школьном базаре потрясающе красивую форму, чтобы все люди на улице видели: идет ученик. Утром мы рассаживаемся каждый за свой стол, приходит учитель, и тут… начинается такое!

— Что? — Эльвира слушала, открыв рот. Глаза ее, и без того большие, сделались просто огромными — как у Мальвины, которую кто-то сильно напугал.

— Уроки! Это безумно интересно. То скелет принесут. То в банке искры прыгают. То как начнут писать на доске — прямо дух захватывает!

Эльвира мечтательно улыбалась. Мне сделалось стыдно: вышло так, будто я издеваюсь над принцессой-невестой.

— А… где его высочество? — на этот раз уже я неуклюже переменила тему.

— Не знаю, — сказала Эльвира, и ее глаза из мечтательных сделались злыми. — Гуляет с девочками. Или у отца в шатре… Лена, как я вам завидую.

— Да почему же?

— Потому что вы маг дороги. Вы необходимы королю, Королевству, и вы это понимаете… У вас есть дело, настоящее дело — охранять нас от чудовищ. А я могу только…

Она замолчала и закусила губу. Кажется, она жалела о своих словах. Они вырвались у нее почти против воли.

— Но вы ведь принцесса, — сказала я ободряюще.

Она махнула рукой:

— А знаете, какое было у нас королевство? Две коровы, две козы, один министр и один палач. Отец сам сказал: иди-ка ты, дочка, ищи себе принца… Я и пошла. Босиком. Ноги стерла до крови. Зато теперь принцесса-невеста. Повезло.

По тону и голосу Эльвиры выходило, что участь ей выпала самая незавидная. Я не могла ее понять.

— Вы… не дружите с принцем? Ссоритесь?

— Отчего же. Он очень милый.

Она опять горько усмехалась.

— Может быть, у вас не сложились отношения с королем?

— Лена, — принцесса вздохнула, — видите это кресло? Я добыла его в королевском шатре, долго просила и умоляла, клялась, что не могу сидеть на камне… Простужаюсь… Король уступил мне его с таким видом, будто я требую у него полкоролевства.

— Не понимаю, — сказала я честно. — Его величество…

— Не будем, Лена. Извините, что я вас потревожила, — и, обхватив руками плечи, Эльвира уставилась на реку.

Пообедали мы скромно. В этих местах негде было пополнить припасы — приходилось экономить. И даже хорошо, что разговор с принцессой Эльвирой огорчил меня до потери аппетита.

Ну надо же. Кресло она у короля просила.

Мне снова захотелось поговорить с Обероном. Ну вот немедленно, прямо сейчас. Я пришла к шатру, но оказалось, что Оберон опять уехал в разведку — на этот раз с Лансом. Без меня.

Глупо было обижаться, но я ощутила едва ли не ревность. Разве я плохо себя проявила в походе? Разве не я подбила первого разведчика, когда Гарольд промахнулся, а Ланс вообще ворон считал? Разве не я уложила сегодня штук десять сосунов?

С помощью посоха я научилась делать ледяные фигурки. Это было увлекательное занятие: бралась сосулька потолще и попрозрачнее, и тонким лучиком, как резцом, вырезались на ней ноги, лапы, рога, морды… Я увлеклась, С каждым разом получалось все лучше и лучше, а когда зябли руки, я грела их, положив на теплое навершие посоха. Время от времени я оглядывалась, не появится ли Фиалк возле шатра — это означало бы, что Оберон вернулся.

Но минуты шли, а Фиалка не было. Походный лагерь жил своей жизнью: стража натягивала палатки и тенты. Канцлер с комендантом вполголоса спорили, почти соприкасаясь носами, будто ощетинившиеся коты. Музыканты разучивали какую-то пьесу, их музыка странно вплеталась в пение реки. Маясь в ожидании Оберона, я решила прогуляться по берегу.

— …Это трусость. Это всего лишь трусость в тебе говорит!

Ужасно не люблю подслушивать чужие разговоры. Принц и Эльвира меня не видели: они брели, беседуя, вдоль потока, а меня скрывала от их глаз мутная ледяная глыба.

Я направила зеленый луч на воду. Зашипели, испаряясь, сосульки. Со звоном лопнула небольшая линза. Принц и принцесса, говорившие разом, замолчали, будто им одновременно заткнули рты.

— Это Лена, — сказала наконец Эльвира и попробовала улыбнуться. Она была вся красная. Интересно, в какой такой трусости обвинял ее принц?

Может, она нудит и жалуется потому, что трусиха?

— Хотите? — Я протянула ей ледяного оленя на ладони. Честно говоря, он и за лося сошел бы. И за козу. Но все равно был красивый и, главное, твердо стоял на четырех прозрачных ножках.