Из кустов послышался негромкий смех. Василиса обернулась, но никого не увидела и, решив, что ей почудилось, легла на воду и поплыла, уверенными гребками отталкиваясь от струящейся вокруг нее воды. Минуты за две доплыла до другого берега неширокой, но, как она убедилась, пытаясь достать ногой дна, глубокой речки, нырнула, разворачиваясь, и двинулась в обратный путь.
Вода была чистой. По крайней мере, вдоль берегов росли кувшинки, желтые и белые, которые, как знала Вася, водятся только в очень чистой воде. Подплыв поближе, она с наслаждением вытягивала из реки длинные скользкие стебли, которые, уходя на глубину, обволакивали ее ноги, будто приглашая в подводное царство, но срывать цветы не стала. Кувшинки не жили в несвободе и увядали, даже если их сразу же погружали в ведро с водой.
Вглядевшись в толщу воды, Вася заметила сонмы мальков, деловито снующих туда-сюда. По всем признакам здесь водились и раки, поэтому она решила как-нибудь вечером предпринять вылазку на речку, чтобы наловить раков и вволю отвести душу. Вареных раков она любила с детства.
Выходить из воды не хотелось, к ее температуре Вася уже привыкла и чувствовала себя достаточно комфортно, поэтому переплыла реку туда-обратно еще два раза, почувствовала, что мышцы наливаются приятной тяжестью, и только после этого выбралась обратно на песчаный бережок и наклонилась к своим одежкам и мобильнику, заботливо спрятанным под сияющим от счастья тазом.
– А вы хорошо плаваете.
От неожиданности Василиса подпрыгнула на месте и обернулась все к тем же кустам, из которых выходил Валера. Глаза его смеялись.
– Вас не учили, что подсматривать из кустов некрасиво? – задиристо спросила она, осознав, что стоит перед ним в нижнем белье, да еще начисто лишенном кружавчиков и прочих финтифлюшек, обязательных для уважающей себя женщины.
Белье Вася носила удобное, а потому простое – хлопчатобумажные трусики и гладкий бесшовный лифчик. Они хорошо стирались, были незаметны под врачебным костюмом и комбинировались с любой одеждой. На лето у Васи было два белых лифчика, а на зиму два черных. Съемные бретельки позволяли носить их с сарафанами и вечерними платьями. Трусы тоже были черные и белые. Синтетическую красоту, нещадно натирающую кожу колкими кружевами, она не признавала в принципе. И до сего момента ни разу в жизни не переживала по поводу того, что ее белье выглядит недостаточно соблазнительно. Вахтанг предпочитал, чтобы она ходила по дому голой, и на ее неэстетичные бельевые пристрастия внимания не обращал. А после и некому было.
– Я не подсматривал, – спокойно возразил Валера. – Я смотрел. Я же не прятался в кустах, а ловил рыбу, так что упрек ваш совершенно не обоснован.
Василиса действительно заметила в его руках удочку, путаясь в штанинах, нервно натянула шорты, которые тут же промокли некрасивыми неровными пятнами, и разнервничалась еще больше.
– Поверьте мне, Василиса, – он вдруг взял ее за руку. Этот жест не был ни навязчивым, ни развязным, только утешающим, – поверьте мне, не происходит ничего страшного. Штаны на мокрой попе у всех выглядят точно так же, как у вас, и я вас заверяю, что видывал в жизни гораздо более шокирующие картины. Не парьтесь.
– В жизни как в бане. Каждый сам решает, париться или нет, – засмеялась Василиса, почему-то враз переставшая стесняться. – Вы правы, париться из-за своего внешнего вида глупо и бессмысленно, так что не буду. Кстати, я же вас еще не поблагодарила.
– По-моему, всю дорогу из леса вы только и делали, что меня благодарили. Ей-богу, тот кабан не стоил столько благодарности.
– Я сейчас о грибах и землянике. Это было очень трогательно. И благородно. Так что действительно спасибо вам, Вальтер.
Он изумленно посмотрел на нее.
– О, вижу, вам уже известны особенности моей биографии.
– Немного, – призналась Василиса. – Я только знаю, что вы из семьи ссыльных немцев. А сейчас живете где-то в другом месте, несмотря на свой большой дом.
– Другое место – это Питер. На самом деле я там родился, а сюда приезжал каждое лето. Родители сплавляли к бабушке, на свежий воздух и парное молоко. А места эти я люблю, поэтому, когда появилась финансовая возможность, старый дом снес, поскольку он к тому моменту уже почти совсем развалился, и приезжаю время от времени, мозги прочистить. На самом деле мои бабушка с дедом тоже были из Питера, так уж жизнь сложилась, что бабушка обосновалась здесь. Дед-то к тому моменту уже умер.
– Ну надо же, как интересно! Дело в том, что мой дед тоже родился и вырос в Питере, а потом волею судьбы оказался в вологодской глубинке, а там уж и мама родилась, и я. Похожие у нас судьбы, правда?
– Не знаю, – он пожал плечами под пятнистой рубашкой «зеленки». – Я вашу судьбу не изучал. А про своего деда знаю только то, что по Питеру он тосковал до последних своих дней. Когда умирал, в бреду все говорил про Фонтанку, Неву, про то, как мосты разводят.