Ключ от радуги

…Что-то холодное и острое распороло корсет, что мягкое и скользкое гладило небольшой, но болезненный ожог… Она слышала размеренное дыхание, почувствовала, что ее несут на руках. "Надо же, а я и представить не могла, что в его возрасте он еще такой сильный", — мелькнула мысль в головокружении Эрми.

"Ну, кто тебя просил высовываться?! Ты же напугал ее по полусмерти", — отчитывал Зверя Великий.

"Да ладно, зато дело быстро пошло. Да и мои коготки с язычком пригодились, чтобы твой уголек кое-откуда достать", — остался доволен собой Зверь.

— Ах, я — старый дурак! Сейчас, моя девочка, сейчас я тебе помогу, сейчас все пройдет… Пройдет и даже следа не останется.

Эрмеиса едва приподняла веки и смогла разглядеть Великого с салфеткой в одной руке и флаконом заживляющего зелья в другой. В комнате остро пахло лесной прелью и почему-то мятой. Студенточка закусила губу, когда Великий коснулся следа ожога. Он это заметил, и его движения стали более осторожными. То, что она молчит — это, конечно, невероятно, но то, что он наносит зелье на ее обожженную грудь вдвое медленнее, чем может это сделать — невероятно куда больше.

…У нее теплая кожа и хрупкие запястья. Светлые, похожие на пух, волоски на предплечьях. На указательном пальце правой ладони — писчая мозоль, девочка старательно готовилась к экзаменам, еще бы у нее этого не было. Курносый носик, усеянный золотистыми веснушками. И он готов перецеловать их все, как тогда почти триста лет назад. Или чуть больше? Но сейчас это не важно…

Великий молча, продолжал свое дело, наблюдая, как самые мелкие пузыри на ее коже исчезают, а крупные начинают затягиваться.

— Вот, моя девочка, сейчас все пройдет, и завтра ты уже не вспомнишь об этом. Завтра ты будешь вспоминать совершенно о другом, — и Эрмеиса услышала, как он хрипло рассмеялся, запрокинув голову.

"Такая же… Боги вернули мне тебя, и на этот раз я тебя никуда не отпущу. "

Она была поразительно похожа на свою прародительницу, даже эта чудесная родинка над ореолом соска. И именно эту родинку, столько раз дразнящую его во сне, он спасал сейчас, заживляя кожу. Он и не заметил момента, когда ласкающие пострадавшую грудь пальцы сменились языком, когда руки сорвали с телесного воплощения его мечты эту несуразную, никчемную одежду. Эрми боялась открыть глаза, но прикосновение к спине прохладных шелковых простыней не спутаешь ни с чем. Мощное мужское тело вдавило ее в мягкую постель. Невозможно было ожидать от четырехсотлетнего старика таких налитых мышц, но видимо действительно магистры очень медленно стареют. Птичка попалась в расставленные силки.

Она делала тщетные попытки подняться, выползти из-под него, но это все было бесполезно. Опрокинув её на спину, он продолжал торопливо избавляться от остатков собственной одежды,

— И не надейся увильнуть, до утра ещё далеко. Да и утром, не захочу, из кровати не выпущу!

Великий и представить не мог, с чего ради ему вдруг вздумалось так по-дурацки шутить. Едва почувствовал, как дрожит хрупкое тело в его руках, и… всё, мозги сорвало напрочь. Но от растерянности и смятения, появившихся на лице его долгожданной девочки, от слез в округлившихся испуганных глазах, и него защемило в сердце. У него появилось желание успокоить её, приласкать, даже извиниться.

"Чего? — возмущенно фыркнул Зверь. — Извиняться перед какой-то самкой? Она и так должна быть благодарна, что оказалась в нашей постели. "

"Не перед какой-то, а перед нужной нам самкой. Замолчи и наблюдай дальше. "

Магистр решил применить магию, чтобы Эрми немного расслабилась, что бы видела, что ей положено, а не все подряд. Совсем немного, это для ее же пользы. И для своей, конечно. Любая заботливая провинциальная мамочка, отправляя дочку в академию, кроме наставлений, снабдит ее парой предохраняющих плетений — так надежнее. Но плетения заурядной ведьмы распадаются по воле Великого за один удар сердца, ни что не помешает ему добиться своей цели.

— Я напугал тебя? Теперь ты меня боишься… Не нужно. Что мне сделать чтобы ты меня не боялась? — метаморф склонился к ее маленькому ушку, и едва касаясь его языком провел по контуру, — Тебе будет хорошо со мной. Я не сделаю тебе больно, если только на мгновение… Сколько же столетий я ждал тебя, сколько раз я видел тебя во сне!

И она поверила. И уже испуг в ее глазах сменился удивлением и любопытством. Она почувствовала к магистру интерес, как к мужчине. Но еще больше ее возбуждали открывающиеся перед ней перспективы. Пусть у Великого Магистра не слишком большой дом и посуда на столике стояла серебряная, а не золотая, но если она сейчас поведет себя должным образом, то ее будущее будет обеспечено. Ее грудь тяжело вздымалась, каждый вздох приближал ее к его поразительно мускулистому телу. Каждый ее всхлип рождал в нем дрожь предвкушения, обещая магистру то блаженство, о котором он вожделел столько лет.