Ключ от радуги

И куда делось былое величие эльфов, где их гордость и честь? Спеси и гонору полно, а гордости и чести не осталось. Ну что говорить, когда сам правитель Рангивиэль не в состоянии стрелу из лука выпустить, от разных злоупотреблений у правителя часто дрожат руки. Правда, перед ним все равно все заискивают, готовы вылизать все места, и эльфы, и эльфики. А он всеяден как тот хвачик, слюну пускает и на утонченных эльфов, и на прекрасных эльфиечек. Но его супруге Эгилиэнн это почему-то безразлично, да и чего переживать, если ей прекрасно известно, что ее благоверный только слюни пускать и может, на остальное уже не способен. Но ее это не расстраивает, потому что она давно пылает жгучей страстью к другому, к своему отражению в зеркале. Вот кого она холит и лелеет, обилию драгоценностей на ней может позавидовать иной банк. Она содержит целый штат травников, лекарей и поваров, занимающихся омолаживающими ваннами, мазями, настоями и диетами. Не меньший отряд составляют косметички, парикмахеры и модельеры… Если сейчас кто и правит эльфами, то парикмахер и модельер айре Эгилиэнн. И не удивительно, что у Правителя до сих пор нет наследников, и в ближайшее время не предвидится.

Вдоволь наевшись светских новостей, Сваниэль вышел в парк. Веланди — резиденция правителя всех эльфов расположилась в потрясающем месте, изгиб реки ограждал от суеты редчайший можжевеловый лес. Здесь на высоких обрывистых берегах можжевельники принимали причудливые формы, восхищая самых прихотливых художников. Чего только не напоминали их затейливо изогнутые стволы: и сгорбленного старика, и целующуюся влюбленную пару, и воина целящегося во врага, в этой части лес называли танцующим. На каменном уступе высилась белая мраморная ротонда, любой лучник назвал бы ее лучшим местом для обстрела подходов к поместью, а любой художник или музыкант впечатлились бы головокружительным видом окрестностей.

На сухом разлапистом стволе как в седле сидел модой эльф. Приглядевшись Сваниэль узнал художника, которого привез глава клана Эйригрен Льютериэль. Улькатиэль явно был талантлив, уже имел свой стиль, и Льютер притащил его похвастаться перед всеми, как диковинной зверюшкой, как им самим хвастался Рангив. Музыкант ответил на приветственный жест и подошел, к соплеменнику. Юноша упорно делал эскиз за эскизом с местными видами.

— Улли, зачем так много? Сидишь не разгибаясь, отдохни.

— Высокородная публика портреты на фоне поместья ринулась заказывать, а позировать никто не хочет. Надо запечатлеть местные красоты.

— Ты не переживай, они все закажут один и тот же вариант, себя любимых в мраморной ротонде. Так что, срисуй ее и пошли покурим.

— Я не курю.

— Молодец, проживешь лет на пятьдесят больше, пока в конец не надоест, и сиганешь с одной из этих скал. Если до этого не сойдешь с ума от скуки…

— Свани, неужели тебе так скучно?

— Если бы ты только мог представить, мой юный друг, если бы только мог.

Музыкант уже пересмотрел почти все его рисунки, и на одном, где было изображено одинокое дерево на скалистом склоне, заметил чью-то фигуру.

— А кто это тебе на камнях позировал, я его что-то не узнаю? Да это не… Это же человек! Только какой-то не такой? Улли, кто это такой?

— Это из Каравача, есть там один. Он тоже рисует. А еще он мастер сновидений, рисует не только картины, но и сны.

— Улли, что я слышу? Ты вздыхаешь о каком-то пятипалом! У тебя с ним что-то было?

— Совсем не то, что ты думаешь!

— Мой юный друг, ты уже знаешь, что я думаю? Не так часто встречается эльф, который грезит человеческим юношей. Хотя на рисунке он вроде ничего, даже что-то эльфийское в нем есть. Хотя люди всегда перенимали наши привычки.

— Нет! Все было не так.

— А как? Ну, расскажи, мне правда интересно. Вдруг он действительно особенный.

— Да, он необыкновенный.

— Что же в нем такого необыкновенного?

— Он Белый принц. Да, не смотри на меня, я не выдумываю, это действительно он.

— Улли, ведь это же сказка, как про дерево Дедеагач[2]. Сколько не ищут, найти не могут. Все ждут чуда, а чудеса больше не случаются. А ты со своими фантазиями еще не то напридумываешь.

Вдруг словно тишину нарушили серебряные трубы, сверху донеслись нежные, отрывистые и переливные звуки, это перекликались птицы, предупреждая о грядущей зиме и тяжелых невзгодах. Раздался шум крыльев, на скалистый уступ садился клин агулов.

— Невероятно! — воскликнул Улли, — Разве такие бывают, снежно белые?

И кинулся зарисовывать танцующих птиц среди танцующих деревьев.

— Это стерхи, мне еще мой учитель Гринвардиэль рассказывал про них. Это птицы самого Стерга, бога свободного ветра, песен и фатазий. Это у него мы должны просить ниспослать нам вдохновение.

— А ты говорил, что чудес уже не бывает.

Музыкант заворожено наблюдал за движениями священных птиц, даже потерял счет времени…