Ключ от твоего сердца

– Ну-у-у, – протянул Мэт задумчиво и резко заключил: – да.

– И… – Соня на пару секунд с силой сжала рот, но затем решительно выдохнула: – встречались?

Мэт поморщился, сдвинул брови, уточнил:

– Это тоже она тебе так сказала? – И, не дожидаясь подтверждения, чуть пренебрежительно пояснил: – Ну-у, если частенько собирались в одной компании и она пыталась на меня вешаться, для неё означает встречались, то, наверное, да.

Вот! Так и есть! Соня как раз и предполагала нечто подобное, поэтому даже не удивилась. А Мэт сам продолжил без дополнительных вопросов:

– Но вроде потом она какого-то другого парня нашла, и я подумал, что успокоилась, отлипла. А она, выходит, до сих пор бесится. Потому и рычала на меня недавно? – Он качнул головой и опять усмехнулся, напомнил с лёгким назиданием: – Я ведь тебя предупреждал, что это не просто так, а ты не поверила. – И сразу следом вывел досадливо и самокритично: – Вот зря я тогда отступил, не попытался тебя убедить. Где бы ничего этого не случилось. – Он приподнял руку, осторожно коснулся её щеки, вытер влажные дорожки, оставшиеся после слёз, произнёс задумчиво: – Вообще не понимаю, как ты с ней дружила, если она такая двуличная. И всё, что она тебе наговорила… Да плюнь ты на это. И на неё забей. Нафига тебе такая подруга? – ласково провёл ладонью по плечу, спустился вниз по руке, опять обхватил пальцы, сжал, чтобы Соня физически ощутила его участие и поддержку, предложил: – Поедем ко мне. Придёшь в себя, успокоишься. А то что-то ты совсем расклеилась.

Это было действительно лучше всего – спрятаться от завистливых людей, от недоброго мира. Сейчас ей на самом деле никто другой был не нужен, и больше всего хотелось опять оказаться в объятиях Мэта, прижаться, убедиться ещё раз, что он точно с ней, такой понимающий и надёжный. Поэтому она даже не задумалась, сразу согласилась.

Он действительно жил один, в собственной квартире-студии на мансардном этаже довольно нового дома. Отперев дверь ключом, распахнул её перед Соней, пригласил:

– Проходи. – И сам зашёл следом, качнул головой в сторону вешалки, распорядился по-хозяйски, но без лишнего напора: – Давай куртку повешу.

Прихожая оказалась довольно тесной, с трёх сторон двери – входная, ещё одна, за которой, видимо, скрывалась ванная, и третья. Хотя не совсем дверь, а просто арочный проём, ведущий в просторную комнату.

Нацепив одежду на крючок, Мэт опять развернулся к Соне, внимательно взглянув, спросил:

– Ну, как ты? – И, легко преодолев разделяющий их шаг, обнял, совсем как она хотела. – Успокоилась хоть немного?

– Угу.

Она чуть откинулась назад, чтобы удобней было смотреть в глаза. А Мэт, продолжая обнимать одной рукой, второй опять коснулся её лица, погладил щёку большим пальцем, заправил за ухо волосы, поинтересовался негромко и очень нежно:

– Больше не будешь плакать?

Соня хотела ответить, что нет, больше не будет, но откуда-то из глубины горла против её воли вырвался затерявшийся там последний совсем тихий судорожный всхлип. Мэт приподнял брови, произнёс удивлённо и обеспокоенно:

– Ну, ты чего опять?

– Ничего. – Она замотала головой, заверила убеждённо: – Всё хорошо.

Теперь точно хорошо, потому что – она с ним, и больше ничего не важно. А Мэт, словно прочитав её мысли и полностью с ними соглашаясь, пылко проговорил:

– Да забудь ты про всех остальных. Какое нам до них дело? Правда? Разве нам нужен кто-то ещё?

Соне нравилось раз за разом слышать от него это объединяющее «нам», и она охотно подтвердила:

– Не нужен. Никто. – И едва не добавила так и рвавшееся с языка «Я тебя люблю».

То есть наверняка добавила бы, если бы в этот момент палец Мэта не добрался до её губ, провёл почти невесомую линию по краю нижней. И Соня застыла, чувствуя, как губы будто покалывает едва ощутимыми электрическими разрядами, как тонкое трепетание растревоженных нервов разбегается по телу, разгоняя кровь и рождая внутренний жар. Потом палец надавил сильнее и захотелось обхватить его, прикусить зубами.

– Ты самая лучшая, – прошептал Мэт. – Больше ни одна тебя не стоит. Я так счастлив, что ты со мной.

Его слова казались такими осязаемыми, словно это не пальцы, а они касались кожи, ласкали, волновали, дурманили.

– Мэт, – не в силах удержаться, выдохнула Соня, желая сказать, что он тоже лучший, самый-самой, что она тоже счастлива, но опять не успела.

Он накрыл её губы своими, и она почти задохнулась от новой волны внезапно затопившего её нестерпимого жара, который и смутил, и взволновал, и возбудил, но в то же время расставил всё по местам и объяснил, что самое важное.

Наверное, впервые они целовались настолько неистово и жадно, до умопомрачения, не замечая собственных действий. Соня даже не помнила, когда Мэт прижал её к стене, развёл руки, вдавил в твёрдую прохладную поверхность запястья, продолжая целовать требовательно и даже чуть жёстко. Но ей всё равно безумно нравилось – и его напор, и его неудержимая страстность.