– Извини… что я и тебя втянула. – Опустила голову ещё ниже.
Если честно, Сева даже рассердился, произнёс с негодованием:
– Ты чего, Вит? Какое «извини»? Ты же не можешь отвечать за все закидоны этого придурка.
И Шелест опять прав – с ним только так и надо. Даже если пригрозить, даже если постоянно бить морду, до этого урода не дойдёт. Ещё и выставит себя жертвой, но всё равно не отстанет. Поэтому – только в полицию, единственный вариант, и пусть они с ним разбираются.
– Даже в голову не бери, будто виновата в чём-то, – продолжил Сева, но, заметив, что Вита опять неуютно поёжилась, всё-таки сменил интонации, заверил мягче, но не менее убеждённо: – Не виновата. Нисколько. Поняла?
Она промолчала, не согласилась, но и он больше не стал уговаривать.
– Тебя куда отвезти? Домой?
Они как раз повернули, выехали на большую, оживлённую дорогу.
До Витиного дома отсюда совсем недалеко, и там родители, там мама. Но Севе так не хотелось отпускать её от себя. Это ведь гораздо надёжней – самому крепко держать в руках, быть уверенным, оберегать и успокаивать.
– Или, хочешь, можно ко мне? – предложил он, не скрывая надежды, пояснил торопливо: – У меня сейчас никого. Антошка с бабушкой и дедом на даче. – И, выбрав подходящий момент, бросил короткий вопросительный взгляд. – Вит!
Она промолчала, по-прежнему прячась за волосами. Хоть останавливайся, съехав к тротуару. Чтобы не заботиться о дороге, обо всём остальном, чтобы сосредоточиться только на ней – протянуть руку, отодвинуть густые пряди, посмотреть в глаза.
Но – лучше не давить, не настаивать.
– Всё-таки домой? – уточнил Сева. Или даже констатировал, неохотно приняв.
– К тебе.
Почудилось? Послышалось, что хотел? Или Вита действительно так сказала?
– К тебе, – чуть громче повторила она, словно почувствовав его сомнения.
Уголки губ сами непослушно поползли вверх.
– Хорошо.
И едва не вырвалось, именно сейчас – «Я тебя люблю». Но тоже не время, пожалуй.
***
Пока шли от машины до квартиры, Сева не отпускал Витиной руки, ласково сжимал и поглаживал пальцы. Они и сейчас ещё оставались холодными, но, впитывая жар его ладони, медленно отогревались. Как и сама Вита – тоже приходила в себя, оживала, оттаивала. Больше не ёжилась зябко, не прятала глаза, но всё-таки выглядела опустошённой и усталой.
– Иди в комнату, ложись, отдыхай. А я тут в кресле посижу. Но если мешаю…
Она мотнула головой, не дав ему договорить, возразила:
– Нет. Не мешаешь.
И вдруг закрыла глаза, привалилась к стене, пугая.
– Вит! Тебе плохо?
– Сейчас пройдёт, – чуть слышно пробормотала она, но Сева не стал ждать, моментально оказался рядом, чтобы удержать, подхватить на руки.
Ощутив его, Вита оттолкнулась от стены, сама припала, обвила руками, насколько хватило сил.
– Не уходи.
Он обнял её, теснее прижал, прошептал:
– Я и не собираюсь. – Пообещал: – Ни за что не уйду. Я теперь всегда буду рядом. Если хочешь.
– Очень хочу. – Вита вскинулась, заглянула в лицо. – Правда. Очень-очень.
Она не плакала, не всхлипывала, не рыдала, но из глаз её текли слёзы, скапливались над веком, скатывались по щекам, а дальше… дальше капали прямиком на Севино сердце, нестерпимо обжигая, туманя сознание, захлёстывая волной нежности.
– Ну что ты?
Вита улыбнулась уголками рта.
– Всё хорошо. Не обращай внимания.
И опять прикрыла глаза, но теперь совсем по-другому, доверчиво и расслабленно. Чуть запрокинула голову, а он – не удержался, конечно, не удержался. Нежно дотронулся губами до её век, сначала до одного, потом до другого, ощутил вкус слёз, терпкий, пряный и возбуждающий.
Вита вздохнула тихонько, маняще приоткрыла губы. Будто нарочно звала – нет, вынуждала! – не оставляя ни единого шанса проигнорировать, не потерять контроль, остаться осторожным и рассудительным. Жадно откликнулась на поцелуй, пила его как самое действенное, правильное лекарство, избавлявшее от страхов и тревог последних часов. И те забывались, начисто забывались.
Да и ладно, что ненадолго. Не важно, совсем неважно. Только одежда мешала, и они, не жалея, избавились от неё, соприкоснулись чувствительными, как оголённые нервы, разгорячёнными телами. Словно шагнули в бездну. И больше уже ничего не существовало – кроме них двоих, их эмоций и страсти. Кроме закипающего жара в крови, кроме неуправляемого желания и томления.
Вита упоённо принимала его ласки, требовала ещё – своей податливостью, своей ненасытностью и откровенностью. Не уступала, а действительно хотела. И Сева хотел, не только сам, но и для неё, ещё сильнее насыщаясь от её удовлетворения. И всё то, что сейчас происходило между ними, было не просто наслаждением, не просто сексом, а самой настоящей любовью. До полного растворения друг в друге, до восторга, до сладкого исступления.
И Сева всё-таки прошептал в полудрёме, когда они окончательно обессилев, лежали, крепко обнявшись, безоговорочно уверенные в ожидающем их непременном счастливом завтра:
– Люблю тебя.