— Просто, всё так сложно, — я высвободилась из Жанкиных объятий, — он поцеловал меня, и это было здорово, а потом сказал, что я ему очень нравлюсь и предложил встречаться.
— Ну, и почему ты тогда ревёшь?
— Понимаешь, просто оборотни презирают таких, как я, в смысле, одарённых. И окружающие его будут попрекать тем, что я его девушка, — я тяжело вздохнула. — А потом и он сам наверняка станет мне это всё говорить, потому что, даже предложив встречаться, упомянул об этом. В общем, тебе не понять наш расовый антагонизм, — невесело пошутила я, встала и нервно заходила по комнате.
— Но этого никогда не узнаешь, пока не начнёшь встречаться с ним, ты ведь и сама этого хочешь! Я же вижу.
— Узнаю, когда он меня бросит и вытрет о меня ноги, потому что я ведьма — со мной можно не церемониться! Так лучше и не начинать. Это будет невыносимо. А сейчас я как-нибудь переживу, — в глазах снова закипали слёзы, и я их сердито смахнула.
— Почему ты вдруг решила, что он тебя бросит, может, у него к тебе все серьёзно?
— Потому что с нами оборотни не заводят серьёзных отношений. Переспать — пожалуйста, ну, максимум — повстречаться. А семью и детей заводить — никогда. По крайней мере, я о таких парах не слышала. И вообще я сомневаюсь, что он искренне всё это говорил. Ну не бывает так — сегодня я его бешу, а завтра он встречаться мне предлагает! И что он задумал, я не знаю.
— Вот уж глупость какая! Зачем бы он предлагал тебе встречаться?
— Откуда я знаю? Может, наврал, чтобы я с ним переспала.
Мы помолчали, думая каждая о своём.
— Ясно. Трусишь. Но подумай, лучше сделать и жалеть, чем рыдать тут под знакомые песенки.
Я пожала плечами.
— А знаешь, чего я боюсь больше всего? Что отказала ему, и сама никогда в жизни не почувствую больше такого.
— Хочешь, я поговорю с ним?
— Нет! Пожалуйста, не надо. И Филу не говори. Пусть это останется между нами, — я умоляюще на неё посмотрела.
— Хорошо, — вздохнула Жанна.
Подруга подошла ко мне, и мы обнялись. Мне сразу стало как-то легче после этого разговора. Я сказала ей то, в чем не признавалась даже себе — мне до смерти хотелось отношений с Яном — но это тупиковая ситуация. И я не знаю, чего он хочет на самом деле. Чем дальше я зайду, тем больнее мне будет потом, даже если он говорил правду. Хотя и очень хотелось броситься в омут головой, идя на поводу у своих чувств.
Вечером Федька, злой как чёрт, явился с пустыми руками.
— Не спрашивай, — с порога буркнул он. — Фигня в стиле статей в Википедии. И с тем же уровнем достоверности источников.
— Как ты думаешь, может, твоя бабушка что-нибудь знает? — я вопросительно поглядела на друга.
— Поедем и спросим её.
В квартире Ангелины пахло травами, свежей выпечкой и детским неконтролируемым бедламом. Таким, какой привносят в атмосферу любимые внуки, едва переступив порог дома. Как оказалось, кроме нас нанести визит бабушке решила Федькина двоюродная сестра Лада со своими четырехлетними близнецами Ярополком и Светозаром, которые обожали дядю Федю. Что мало приводило обожаемого в восторг. Вообще у Закревских (а их, надо сказать, целая толпа!) есть такой всеобщий небольшой бзик семейного масштаба — называть детей славянскими именами разной степени старинности, и только, наверное, один Федькин папа выбивался из общего строя своим византийским (благодаря его матери Ангелине, пришедшей из другого рода и единожды настоявшей на своём) и сына нарёк греческим. А могло бы повезти меньше. Был бы Казимиром или каким-нибудь Огнияром. Или Звенизадом. А так Федька.
— А нам на день рождения машинки подарили! — весело затараторил Светозар. — Во-о-от такой торт был!
— И четыре свечки! — поддержал брата Ярополк.
— Ух ты, клёво, — вяло отозвался дядя.
— Только ёлку нам почему-то не поставили, — горестно вздохнул Светозар.
— Так ёлку на Новый год наряжают.
— А… ну тогда ладно.
— Федь, Федь, а эта как называется? — сунул под нос машинку Ярополк.
— Хаммер.
— А эта?
— Мини купер.
— Мики пукер?! Мама, мама! А Федя сказал пукер! Пукер — это плохое слово? — заорали наперебой близнецы.
— Тихо! Федя сказал купер. А купер — это хорошее слово. А ну, марш в комнату, тут взрослые разговаривают! — шикнула на близнецов Лада, и они шумно утараканились с кухни вон.
— Ребят, вы ешьте пироги, ешьте!
— Ба, мы ф Майкой фотели фебя… — начал Федька, запихивая себе в рот кусок пирога.
— Спросить про Лютичей, — закончила я за него. — А ты прожуйся сначала.
— Зачем это вам? — удивилась Ангелина.
— Надо! — хором выдали мы и переглянулись.
— Зачем?
— Ну, ба! Спрашиваем, значит надо!
— Ну, хорошо. Только с Лютичами… аккуратнее.
— Почему? — опять хором удивились мы, только я шёпотом, а Федька — во всё горло.
— Ты гляди, какое взаимопонимание, — хмыкнула Лада, но на неё никто не обратил внимания: мы с Закревским полностью обратились в слух, и коллективная ушная раковина была настроена исключительно на Федькину бабушку.
— Род Лютичей всегда процветал и славился своими детьми, весьма талантливыми, надо сказать… и сильными. — Ангелина изящным жестом поправила выбившуюся из аккуратной прически прядь. — Если начать из глубины веков…