Иван Федорович сидел в своем кабинете и готовился к очень неприятному разговору. В прачке взяли 14 человек во главе с Михалычем. Марины Караваевой там не оказалось. Как доложил один из сотрудников, Изюм находился в своем рабочем кабинете и спокойно работал.
В допросной Михалыч не проронил ни слова. Ни потребовал адвоката, ни воды, ни еды, ничего. Кремень, а не мужик. Даже имя и фамилию его не удалось узнать. Прогнали по всем базам его физиономию и отпечатки пальцев — ничего. Нет такого человека в нашей стране. Вернее человек есть, а информации о нем — нет. Все остальные, свои рты пооткрывали в пределах двух часов после ареста. Отставные военные, комиссованные или уволенные менты, все говорили одно и тоже — на форуме познакомились, встречались с бабой, потом с Михалычем. Сначала по мелочи втягивались, потом до серьезных дел добирались. Список из записной книжки увеличивался с каждым часом допросов.
Контактировали только с бабой и Михалычем. Все инструкции давала баба, а реквизит — Михалыч. Бабу называли — Арина, это все что о ней известно. Описание внешности тоже ничего не дало. Таких теток по улицам города миллион ходит. Никаких примет в ее внешности нет, привычек никто не знает. Всегда приходила пешком и уходила тоже. Постоянно в перчатках или латексных, или текстильных. В прачке ни ела ни пила, может только в туалет ходила и то никто не видел.
Ячейки использовались для хранения бумаг, фотографий, электронных носителей и других средств шантажа. Судя по трехзначным номерам — поле для деятельности было широченным. Про куратора/помощника/покровителя из силовых ведомств никто ни ухом, ни рылом. Кстати, все ячейки, на момент облавы были пусты. И видеонаблюдение в новой прачке отсутствовало.
И вообще, складывалось впечатление, что они специально собрались, что бы всех оптом взяли. Михалыч разослал всем сообщение — коллективный сбор. Все и примчались прямо в нежные объятия правосудия.
— Товарищ генерал, медик с вами поговорить хочет, — отчитался в телефонную трубку секретарь.
— Соединяй.
— Иван Федорович, тут такое дело. Михалыч болен серьезно. У него рак — четвертая стадия.
— Сколько у него времени?
— Умер вчера.
— Циник хренов, я серьезно.
— Я тоже. В любой момент. Я это к чему — любое физическое воздействие и все, кончилися танцы.
— Твою мать!
— Её родимую, может гипноз?
— Да пробовали, не поддается, сукин сын.
— Ну тады ой! Удачи!
— Стой, у него же боли должны быть адские?
— Ага. Только этот человек имеет высокий болевой порог, я бы сказал высочайший. У него в крови даже банального анальгина нет.
***
Генерал зашел в камеру для допроса. Михалыч сидел на том же месте в той же позе.
— Жопа? — первое слово, которое произнес Михалыч, увидев озадаченное выражение лица генерала и улыбнулся.
— Жопа… — согласился генерал. — Да, в общем, ты мне и не нужен. Жаль тебя, ты даже до суда не дотянешь.
— Угу — согласился Михалыч.
— Тебя хоронить-то как? Под каким именем? Михалыч и все?
— Угу — опять согласился арестованный.
— Ну, как скажешь, может у Изюма спросить?
Михалыч на секунду замер, а затем снова вернулся в обычное состояние и угукнул. Генерал молча развернулся и вышел.
***
По коридору аналитического отдела шла делегация из трех человек — генерала Ермолова и двух офицеров в полной боевой амуниции. Кабинет полковника Изюма находился в самом конце. На середине пути открылась дверь кабинета из которого вышел сотрудник с папкой в руках. Сотрудник сделал один шаг на встречу многозначительной процессии, поздоровался, удивился и резко дал задний ход.
— Зря вы вырядились, как на войну. — заметил Ермолов. — Он нас ждет.
— На всякий случай, Иван Федорович. Мало ли что там в голове может перемкнуть, — ответил один из офицеров.
— Не перемкнет, — сказал генерал. — К сожалению. Лучше бы сопротивлялся… и при задержании…
***
Как в любом замкнутом обществе, информация разносилась по зданию с молниеносной скоростью. После задержания 14 человек из прачки прошло минут тридцать и практически все отделы уже знали, что Ермолов лично провел операцию и накрыл какую-то жуткую банду чистильщиков.
Изюм позвонил сам.
— Товарищ генерал, полковник Изюм на связи. — раздался в телефонной трубке голос секретаря.
— Соединяй, — удивленно произнес генерал.
— Я готов… — одну фразу произнес Изюм и положил трубку.
***
Перед дверью полковника офицеры выдвинулись на передний план, закрыв своими спинами генерала. Достали оружие, сняли с предохранителей и вежливо постучали. Ответа не последовало. Резким движением один офицер распахнул дверь, второй, вытянув руки с пистолетом перед собой, вошел в кабинет и остановился, затем опустил руки и молча освободил проход одним шагом вправо.
За своим рабочим столом, полусидел — полулежал полковник Изюм. Голова полковника лежала на столе. На лице застыла полуулыбка — полугримаса. Рядом с головой на столе лежала обертка от шоколадной конфеты. На краю стола находилась вазочка с карамелью. На другом конце стола лежал лист бумаги, на котором аккуратным почерком полковника было написано: