Ключ под ковриком

«Награды полей» – именно так третью осень подряд взрослые весело называли гостинцы тёти Марины, и, посмеиваясь, поглядывали на Лёсика. Дело в том, что Лёсик читать научился рано, и с удовольствием выхватывал буквы все подряд и отовсюду. И вот как-то таскал он по двору газету «Труд» с передовицей «Награды полей», и расспрашивал взрослых, зачем поливать награды, они ведь заржавеют. Мама, улыбаясь, объяснила, что награды это не только ордена и медали, что хранятся в ящике стола деда Коли. Лёсик тогда не мог понять, какие ж ещё бывают награды. Он, когда ещё был маленький, однажды сказал деду, мол, у тебя всего семь медалей с орденами, а я видел ветеранов, у которых по десять и больше. Дед ничего не ответил, пожал плечами и вышел на перекур. Хотя только недавно курил. Больше Лёсик об этом не спрашивал.

Когда собирается огромная семья, все пути во дворе ведут к обеденному столу. Было очень душевно. В этот раз, в честь первого сентября, приехало много взрослых. Даже отец Олежки, врач-хирург, родня называла его Толиком. Хотя Лёсик знал, что настоящее его имя Тажудин Гаджиевич. «Алексей, ты парень серьёзный, – говорил ему дядя Толик. – Тебе скажу, потому что они не понимают. Я агулец. А ещё у нас аварцы, даргинцы и много других». Дядя Толик разговаривал с Алексеем как со взрослым и серьёзным парнем, но сам агулец был совсем несерьёзный. Никогда ни на что не жаловался, всегда веселился, а соседскую девчонку Вальку называл Валка. Многие шутки дяди Толика Лёсик не понимал. Например: «цветы без шампанского – деньги на ветер». Однажды Лёсик случайно услышал, что на праздник доктор Толик пил спирт. «Из кружки Эсмарха?» – по-взрослому осведомился Лёсик.

Всю огромную родню одновременно Лёсик ещё не видал никогда, уж слишком она была велика и велика была страна, по которой разъехались шестеро бабушкиных детей. Взрослые выпили за Победу. Деда уговорили рассказать о войне, что он делал крайне редко. Да и рассказывал в основном смешные случаи. А может быть, просто смешного было мало, поэтому дед так мало и рассказывал.

Дед Коля был морским пехотинцем. Как-то к ним в госпиталь приехал известный артист. Поёт всякие арии – фронтовики молчат. Артист старается изо всех сил, то про паяца, то про какого-то Онегина, то арию Хозе из оперы Бизе, а матросня скучает. Артист такой – ну я вам задам! И как давай наяривать блатные песенки, похабные частушки – моряки в восторге, кричат, хлопают. Известный артист взял паузу, нахмурился, и возмущённо: что вы за люди? Я вам классику – вам скучно, я муру какую-то – вы в восторге. «К чёрту классику, муру давай» – закричали десантники в ответ.

Все за столом весело засмеялись, и Лёсик вдруг вспомнил взрослое выражение, услышанное от старшеклассников сегодня на футбольном поле.

– Ну настоящий …! – и Лёсик выпалил отчётливо и с расстановкой три новых слова, услышанных сегодня от старшеклассника. Мол, вот смешной малый этот артист. Лёсик довольно замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом.

Повисла тишина, которую Алексей вспомнит в восьмом классе, читая финал гоголевского «Ревизора». Тётя Марина нашлась первой. И произнесла, как ни в чём не бывало: ну что ж, кажется, начинается взрослая жизнь. Это точно, – подумал Лёсик, вспоминая высокую кованую ограду, в которую теперь придётся входить каждый божий день. Десять лет, целая вечность и даже больше. От звонка до звонка, повторил про себя Лёсик непонятную раньше фразу. Которую однажды обронил во взрослом разговоре Витя, сосед через дорогу. Тот самый, с профилем Ленина на груди.

Как я в школе учил немецкий

Городок наш на берегу моря продувался малосольными ветрами круглый год. Самая задрипанная школа была прям около порта. Зато персонажи в школе были самые колоритные. Серёга, сосед по парте, который первого сентября в первом классе не ходил на линейку, потому что надоело за два предыдущих раза. Огромный детина девяти лет лупасил весь класс и половину школы. До конца букваря он так и не доучился, пошёл на повышение в спец-интернат для трудных детей и подростков, а к четырнадцати годам уже сел не за парту, а за грабёж.

Иногда он появлялся в городке, прежде чем снова отправиться за новыми татуировками. Однажды поймал Мазура (фамилия такая, имени никто не знает), усадил на лавочку, воткнул в неё же финку ручной работы и объяснил правила игры. Мол, отходим в разные стороны на десять шагов, потом по сигналу кидаемся к ножу, кто первый схватит, тот другого и зарежет. По сигналу Мазур бросился наутёк, и не видел Серёгу с тех пор пятнадцать лет, пока не встретил в церквушке, где бывший гроза района каялся и замаливал грехи на посту заместителя дьячка.